Игорь Козлов - Искатель. 1982. Выпуск №6

На эстраде заиграл оркестр. Над пятачком, оставленным для танцев, зажглись разноцветные фонари. Парфенов наблюдал за успевшей «набраться» публикой. Вот к соседнему столику подошел наполовину лысый мужчина с огромным животом, выпирающим из-под узкого ремня, пьяно расшаркался перед молодой красивой женщиной.

— Разрешите? — выгнув бровь дугой, пригласил он.

— Нет.

— Пачему?

Женщина вполоборота повернулась к нему, сказала сквозь зубы:

— Потому что ненавижу пьяных!

Лысый хотел было что-то ответить на это, но, увидев приподнимавшегося плечистого парня лет двадцати пяти, обидчиво поджал губы и отошел, пробурчав что-то себе под нос.

Монгола все не было. Парфенов, успевший захмелеть от выпитого, воровато оглянулся по сторонам, налил себе еще, залпом выпил. Хмель как-то разом ударил в голову, и теперь он уже не боялся ни Монгола, ни предстоящего ареста — ничего.

Оркестр закончил играть танго, кто-то захлопал. Толкаясь и вытирая платками вспотевшие лица, начали расходиться танцующие. Осоловевший Парфенов проводил глазами симпатичную девчонку в фирменных джинсах, перевел взгляд на входную дверь и невольно сжался, увидев в проеме Гридунову и рослого парня в штатском, который стоял рядом с ней.

«Неужели Монгола уже взяли?» — мелькнула мысль. И хотя он все время с нетерпением ждал этого момента, но сейчас, увидев женщину, которая допрашивала его, почему-то сжался, захотелось выскочить на улицу и хватануть раскрытым ртом морской, наполненный вечерней теплотой воздух. «Ну вот и все, — тоскливо екнуло под ложечкой. — Отыгрался дед на скрипке». Парфенов отвернулся, схватил с тарелки поджаренного цыпленка и стал жадно, со злостью рвать зубами мясо.

— Закосел, что ли? — брезгливо спросила проходившая мимо официантка. — На-ка, утрись. — И она кинула ему белую накрахмаленную салфетку.

— Без тебя знаю. — Он бросил выглоданного цыпленка на стол, встал пошатываясь.

Глядя прямо перед собой, он прошагал мимо отвернувшейся Гридуновой, зашел в туалет. Вскоре возле него появился высокий парень, который стоял рядом с Гридуновой. Он окинул взглядом туалет и спросил тихо:

— Монгола не видел?

— Нет, — буркнул Парфенов.

— Тогда вот что: сиди в ресторане до конца. Если он не придет, спокойно топай домой. Такси не бери и до трамвайной остановки иди пешком. Возможно, он будет ждать тебя на улице. Не бойся. Сопровождать будем тебя до конца. И еще вот что: водки больше не пей.

— Так там же еще осталось!.. — возмутился Николай.

— Ничего, в пользу официантки пойдет.

Однако Монгол так и не объявился ни в ресторане, ни в аллеях Аркадии, ни в грохочущем трамвае, на котором Парфенов добрался до дома.

Он медленно поднялся на свою лестничную площадку и, пьяно тыкаясь пальцем, нажал кнопку звонка. В ожидании, когда мать откроет, икнул пьяно, в это время дверь неожиданно открылась, и он ввалился в прихожую.

— Коля… там… — Мать хотела было сказать что-то еще, но Николай, мгновенно протрезвев, уже понял все сам.

В проеме двери, которая вела в комнату, стоял Монгол.

— Ты?.. — выдохнул Парфенов.

— Я, — спокойно ответил Монгол. — Чего побледнел? Или чует, кошка, чье мясо съела?

— Какая кошка? Какое мясо? — залепетал Парфенов, не в силах двинуться с места. Липкий страх вышиб из головы хмель. Николай бросил косой взгляд на мать, которая ни жива ни мертва стояла в прихожке, облизал пересохшие губы. — Ты что, Валь?..

— Я-то ничего, а вот ты… Маманя твоя, пока я тут тебя дожидался, сказала, будто обыск у вас был. А? Только давай не крути, — тихо, сквозь зубы процедил Монгол и, ухватив Парфенова за ворот рубашки, подтянул его к себе.

Едва слышно заголосила мать.

— Цыц, старая! — прикрикнул на нее Монгол и втолкнул их обоих в комнату. — Давай-ка рассказывай, зачем менты приходили и почему они тебя отпустили?

— Да я, понимаешь… — замямлил Николай, — лопуха тут одного… ну, пьяного вез. Ну… а у него бумажник с деньгами. Ну я и… — Парфенов покосился на мать, не зная, рассказала ли она Монголу про пакет с деньгами, и решил врать до конца: — Ну а он верещать стал, милицию звать. Вот я его и по рылу… А кто-то, видно, номер машины заметил, ну… участковый с дружинниками и приперся. Поначалу-то я сдрейфил, а потом ничего… сказал, что тот лопух пьяный был и все пытался в руль вцепиться. Вот я его и выбросил из машины.

Монгол внимательно слушал Парфенова, а неосознанное чувство тревоги росло в нем все больше и больше. Он верил и не верил, но убеждался, что правильно сделал, направившись не в ресторан, а сюда, домой. Это решение пришло к нему внезапно, само собой, и он свернул к дому Николая, надеясь, что его мать откроет, а уж «запудрить ей мозги» он всегда сумеет. Правда, когда она за второй кружкой чая рассказала ему, что «к ее непутевому» милиция приходила, Монгол здорово струхнул, хотел тут же смыться, но на карте стояло слишком многое, чтобы пугаться пока что неизвестной опасности.

Третий день подряд наблюдал Монгол за домом Лисицкой, выжидая, когда старуха выйдет за покупками. Но она была или слишком ленива, или жила на старых запасах, потому что только однажды вышла в булочную и тут же возвратилась домой. Монгол в тот раз прошмыгнул в подъезд, единым махом взбежал по лестнице. Но то ли отмычка была слишком плоха, то ли замок с секреткой, дверь открыть не удалось. В другой раз, натянув парик и стараясь не показать лицо в глазок, он пришел к ней под видом слесаря-водопроводчика. Но и здесь был прокол: старуха, не открывая двери, дребезжащим голосом сказала, что «краны не текут, хозяйки нема дома и шоб приходил через неделю». Оставалась одна надежда — Парфенов, которого Лисицкая-старшая неплохо знала и которому, похоже, доверяла…

— Ладно трепаться, — оборвал Николая Монгол. — Скажи матери, чтобы вышла. Разговор есть.

Когда Марья Павловна, перекрестившись несколько раз, безвольно вышла в коридор, он почти вплотную подсел к Парфенову, сказал тихо:

— Сейчас поедем к Ирине.

— Но ведь ее дома…

— Слушай сюда, — оборвал его Монгол. — Сейчас поедем к милой Софье Яновне, которая едва не стала моей тещей, я встану в стороне, а ты нажмешь кнопку звонка. Когда старуха откроет, зайдем в квартиру, а все остальное я беру на себя.

— А если не пустит? — все еще надеясь, что Монгол может отказаться от этой затеи, спросил Парфенов.

— Тебя пустит, — заверил его Монгол и с кривой усмешкой добавил: — Ты же у нее вроде приближенного лица, Ну а чтобы наверняка — позвони-ка сейчас ей. Внакладе не останешься, если все будет как надо — полкуска твои. Звони.

Окончательно струсивший Парфенов снял телефонную трубку, дрожащей рукой набрал пятизначный номер квартиры Лисицких. К телефону долго никто не подходил, но вот длинные гудки оборвались, и в трубке послышался недовольный голос Софьи Яновны: