Сергей Плеханов - Приключения-85

— Мы правильно едем? — спросил лейтенант Аретагина. — Не мог он другой дорогой поехать?

— Конечно, мог левее или правее поехать. Это не летняя проторенная тропинка, след могла пурга занести, — лениво ответил каюр.

Первым его увидел Аретагин. Был уже полдень. Он повернулся к Сергееву и толкнул его в бок:

— Самсонов едет!

— Где?

Каюр кивнул в сторону приближавшейся нарты. Лейтенант даже не поверил своим глазам. Навстречу им мчалась собачья упряжка. Откуда она взялась здесь, среди снежной холодной пустыни? Путник сидел боком, упираясь ногами в полоз, и покрикивал на собак. Он, видимо, не видел их. А когда увидел, неожиданно свернул вправо.

— Правь к нему, — радостно сказал лейтенант, всматриваясь в лицо путника. — Узнаем, что с ним случилось, и вместе поедем домой.

Но вскоре они поняли, что каюр встречной нарты вовсе не искал с ними встречи, а, наоборот, старался быстрее оторваться от них.

— Самсонов! — крикнул Сергеев. — Подожди! «Естественно, боится, ведь деньги везет!» — подумал лейтенант. — Погоняй собачек! — приказал Аретагину.

И какое же разочарование было у Сергеева, когда путник остановился, и они подъехали ближе. Вглядываясь в собачью упряжку, Аретагин покачал головой:

— Не Самсонов…

Лейтенант и сам видел, что ошибся.

— Куда едешь? — спросил он, когда нарта остановилась в пяти шагах от путника.

— Охотник я. Охочусь здесь.

Собаки обеих упряжек громко и вразнобой, лаяли друг на друга. Сергеев не расслышал слов охотника.

— Что он говорит? — переспросил у Аретагина.

— Это охотник, Егорка Опарин.

— Ты здесь никого не видел? Может, кто проходил или проезжал? — спросил лейтенант у охотника.

— Нет. Здесь люди не ездят. Теперь самолетом больше летают, — сказал Опарин и махнул остолом на собак.

Сергееву хотелось еще поговорить, разузнать у охотника о его пути, где живет, но тот, видимо, спешил. Скоро он скрылся за кустами кедровника.

— Погоняй, едем дальше, — сказал лейтенант Аретагину.

— Надо заехать к Долгану, может, он что знает.

— К Василию? Что, скоро уже к нему приедем?

— Часа через два-три будем у него, — кивнул головой каюр.

«Вася Долган так вот не уехал бы, — размышлял Андрей, — поговорить он любит. А этот охотник нелюдимый какой-то. Надо будет проверить, не браконьер, случайно?»

— Приедем как раз вовремя, с охоты, пожалуй, придет, — говорил Аретагин. — А этот, смотри, даже говорить с нами не захотел.

— Ты его хорошо знаешь?

— Осенью ходил собак покупать. Три рубля за собаку давал. Скупой.

— Ладно, сегодня у Долгана переночуем, отдохнем по-человечески, — сказал Сергеев. — Возможно, Самсонов у него. А нет, так Василий, может, что подскажет.

Егор Опарин скоро убедился в том, что мечты его опять остались только мечтами. Соболей непросто взять. А он думал, что их можно добывать по десятку в день. А это деньги, хорошие деньги.

Опарин — высокий сухопарый мужчина двадцати восьми годов. Длинные щетинистые волосы цвета ржавчины закрывали почти все его узкое и длинное лицо. И весь он был длинным, как палка.

Летом Опарин работал грузчиком на причале: выгружал с бригадой баржи, кунгасы и плашкоуты. Работа хоть и тяжелая, зато денежная. Осенью строил общественную баню. Плотничал. Заработал хорошо, и… половину заработка просадил в карты. И вот теперь судьба кинула Егора в тундру, на промысел. Знакомый присоветовал: «Соболей в тундре как комаров летом. Можно хорошую кучку денег заработать».

Промыслом Опарину заниматься не приходилось, был он охотник-любитель, но ведь «не боги горшки обжигают». И он решился.

Договора с зверопромхозом заключать не стал, там видно будет. Во всяком случае, продать соболей всегда можно. На оставшиеся деньги купил палатку, чайник, кастрюли, соль, продукты. В мастерской сделали ему небольшую железную печурку, у коряков купил собак и нарту. Раздобыл ружье, капканы, теплую одежду и по первому снегу тихо уехал в тундру.

Три дня Опарин мотался по тундре, искал глухое угодье, где водились бы соболи. Изъездил много и нашел. Это были обширные заросли кедрового стланика с неопавшими шишками, сушняк на дрова. Рядом текла быстрая речушка с чистой и прозрачной водой. Недалеко блестела каменистой макушкой сопка. Место Опарину понравилось, он его даже полюбил, когда вечером добыл первого соболя.

«Поохотимся, — радовался Егор, — главное — место что надо. В эту глухомань ни один егерь не доберется».

Палатку Опарин поставил на берегу речушки. Рядом проходил узкий глубокий овраг. На дне его лежал старый пласт снега. Зимой, видимо, овраг полностью засыпало, а летом снег таял и только оставался на дне, куда не достигали солнечные лучи, и лежал жесткий, твердый как камень.

Все предусмотрел Егор: вода есть, дрова рядом, затишье, а главное — далеко от постороннего глаза. Первые две недели прошли быстро и незаметно. Охотник вставал затемно и до позднего вечера бродил по зарослям, ставя капканы и ловушки, и мечтал о том, что в один из дней во всех них будут соболи, горностаи, лисицы. Но проходили дни, ловушки были пусты.

И лишь иногда попадались горностай или даже соболь. Но не о такой охоте мечтал Опарин — совсем мизерная добыча.

Как-то, проходя возле зарослей кедровника, Егор наткнулся на медвежью берлогу. И хоть он и не был медвежатником, сразу понял, что зверь «дома». С неделю обходил охотник ее стороной, не решаясь приблизиться к берлоге. Но мысль о том, что медвежья шкура в цене, да и мясо, так нужное ему для прикормки зверьков, для корма собакам, все же привела его к берлоге. Он долго стоял у кедровника, смотрел на легкий парок, заметно поднимавшийся над желтым пятном снега.

«Как его взять, окаянного?» — размышлял Егор. Вначале он думал пригласить в напарники Долгана, которого встретил как-то в тундре, но потом решил ни с кем не делиться добычей, а попытать счастье самому.

«Какой же я охотник, если зверя испугался», — укорял он себя, тихо отходя от берлоги. Опарин считал себя смелым, а силы ему не занимать.

Готовился он к охоте на медведя долго, основательно. Патроны зарядил жаканами, испробовав убойную силу их на железной трубе. Изрешетил ее. Патронами остался доволен. Свой огромный корякский нож, который здесь называют паренькским, и куют из автомобильной рессоры, наточил до бритвенного лезвия. Два дня потратил на это Егор, но за нож теперь был спокоен — не подведет. Даже рогатину приготовил — длинную прочную палку, на конце которой прикрутил проволокой финку. Но охоту откладывал «на завтра». А время пришло.

«Ничего страшного, — уговаривал он себя. — Зверь, он и есть зверь, а ты человек, да еще и вооружен».

Однако, когда подошел к берлоге, струсил. В руках дрожь предательская появилась, между лопатками липкий пот выступил. Егор чувствовал, что если сейчас струсит, уйдет от берлоги, то уж больше не вернется сюда. И прощай и шкура и мясо.