Альберт Цессарский - Чекист

И Митя пошел, не потому, что его задела насмешка, а так, лишь бы отвязаться. Ему казалось, ничто больше не может его интересовать и волновать.

Молча бродили они по темным, заросшим дорожкам городского сада. Сквозь деревья тускло мерцали электрические фонари. Светились окна во втором этаже ремесленного училища, где жил директор — бывший кучер старой княгини Тенишевой.

Под самым фонарем какой-то пьяный рабочий в городском костюме и картузе приставал к пожилому рыхлому господину в пенсне.

— Ты почему, господин хороший, не воюешь? Почему?

Господин, очевидно, был либерал. Он улыбался трясущимися губами и объяснял:

— Мы все народ — вы, и я, и они. Между нами нет разницы. Я вот выполняю свой долг — служу, вы — работаете...

— Ага! Сын у мине в окопах гнил, теперь без ноги остался. А ты все служишь! Разницы промеж нас, значит, нет?

Рабочий говорил тихо, но скрипел зубами и играл желваками.

Пенсне на носу либерала запрыгало, он то и дело поправлял его, озирался, подавался задом.

— Так ведь у каждого свои горести, и у меня есть, и у вас, мы все — народ, зачем же злиться... Мой дед был из мужиков... Городовой! — вдруг завизжал он, завидев шапку с околышем. — Тут пьяные пристают! Безобразие!

Городовой насел на пьяного животом.

— Давай, давай, а то в часть.

Тот потянулся через плечо с погоном и неожиданно сдернул пенсне с носа либерального господина.

— Сука ты!

Вокруг рассмеялись. Пенсне закачалось на цепочке, зацепленной за ухо. Тщетно ловя его, либерал топал ногами.

— Я требую оградить! Разбой!.. Я к губернатору!..

— Не извольте волноваться! — встревожился городовой. — Мы мигом успокоим. — Дернул пьяного за рукав. — А ну поговори мне. Пошел в часть! — И пьяный, сразу сникнув, покорно пошел рядом с городовым.

— Представитель народа, видите ли! Пьяная харя! — оправившись, говорил либерал подошедшим знакомым. — Пристал, понимаете, почему я не в окопах...

— Ну и к чему все это? — думал Митя, выбираясь из толпы. — Теперь сутки отсидит по глупости. Заработанные пропил и снова ни черта не получит... Бессмыслица!

Все казалось смешным, ненужным, безнадежным. Леша ткнул его локтем.

— Смотри!

В глухом уголке два долговязых парня преградили путь девушке. Один, нагло ухмыляясь, говорил ей что-то непристойное, другой, заходя сзади, пытался обнять. Девушка с ужасом и мольбой твердила:

— Пустите! Как не стыдно! Пустите! — и беспомощно металась между ними.

Горячая волна негодования захлестнула Митю. Куда девались все его рассуждения!

Митя услышал предостерегающий возглас брата, но в ту же секунду с силой ударил кулаком во что-то худое, костистое. Еще ударил. Долговязая фигура с воплем ринулась в сторону. Он бросился на второго. Перед лицом мелькнули открытый рот, испуганные глаза, потом длинная спина и усиленно работающие острые лопатки под пиджаком.

Парни исчезли. Не было и девушки. Митя стоял тяжело дыша, с бьющимся сердцем, с еще сжатыми кулаками. Леша восхищенно смотрел на него. Здорово!

Шел десятый час, поздний час для Бежицы. Сад пустел. Голоса удалялись. В окрестных дворах заливались собаки.

И вдруг появился Тимоша. Он робко подошел к Мите, словно боясь, что тот прогонит, и сказал:

— Митя, они там собрали шайку, у выхода поджидают тебя. Давай здесь через ограду перелезем...

Митя ничего не ответил, быстро и твердо пошел по дорожке к центральным воротам.

Несколько подростков стояло за оградой у выхода. Они курили, перекидываясь отдельными словами. Выделялся долговязый с обезьяньим лицом — один из пристававших к девушке. Едва Митя вышел из сада, долговязый двинулся к нему. Митя остановился, поджидая. Алексей оглянулся — Тимоши не было. Какая-то парочка поспешно боком протиснулась мимо и свернула в сторону. Даже не взглянув на парней, прошел городовой. Когда его сапоги отстучали в отдалении, Митя спокойно спросил:

— Что, еще получить захотел?

Долговязый длинно выругался. Товарищи его подошли ближе. Кто-то из них подзадоривая крикнул:

— Эй ты, слюни подбери!

Его поддержали:

— Бей! В морду! — и стали обступать со всех сторон.

Алексей подобрал камень. Митя не спускал глаз с долговязого. Тот вытянул вперед руку, в ней блеснуло тонкое лезвие ножа. И тогда Митя, рванув на груди куртку, пошел прямо на нож:

— На, режь, бандит!

Долговязый, не выдержав, отвел руку.

В следующий момент сзади раздался свист, крик, топот ног. Долговязый со своей компанией бросился бежать. А возле Мити стояли улыбающийся Тимоша и заводские ребята, которых тот бог знает где разыскал.

Они провожали Митю домой с веселыми шутками. Без конца рассказывали, как Тимоша наткнулся на них, притащил сюда. Обещали, если нужно будет, снова прийти помочь.

Митя попрощался с ними у самого дома, и на мгновение ему показалось, что не все уж так безнадежно на свете.

На следующий день Митя, усталый, возвращался с частного урока. Второй год он за два рубля в месяц готовил по арифметике сына мелкого чиновника из земской управы. Уже стемнело, когда он сворачивал к Брянской улице. Сзади послышались торопливые шаги и тихий свист. Он оглянулся. В то же мгновение голову его накрыла толстая пыльная тряпка. Глотнул пыль, закашлялся. Инстинктивно рванулся вперед. Но руки кто-то цепко держал. Злорадный шепот над самым ухом:

— Давай!

Сильный глухой удар по голове. Гул в ушах и тупая боль.

Падая и барахтаясь, всюду натыкаясь на пыльную грубую ткань, Митя успел сообразить, что на него накинули мешок. Он будто со стороны слышал удары, и пыхтение, и возню. Но тут удар пришелся по лицу. Что-то горячее залило глаза, и он плавно закружился, погружаясь в мягкий, темный водоворот...

Митя пришел домой сам, страшный, с черным распухшим лицом, с висящими, как плети, руками. Прошел через кухню, держась прямо, ступая как-то деревянно. Мать мимоходом глянула на него, охнула, замерла. А он шагнул в свою комнату, постоял, покачиваясь, и молча повалился на кровать.

Всего этого Митя не помнил. Несколько дней он пролежал в забытьи. То и дело забегал Тимоша, молча стоял у порога, с тоской глядя на него. Заходили и другие ребята с завода. Потом Тимоша рассказал, что долговязого заводские здорово избили за Митю, что шайку разогнали... И вот, когда Митя стал уже ненадолго выходить в садик за домом, однажды у изгороди он оказался лицом к лицу с Таей.

Это было так неожиданно и так близко, что он задохнулся, не нашел ни одного слова, — только стоял и глядел.

Она с трудом сказала:

— Кто эта девушка, за которую ты заступился?

— Не знаю, чужая.

— И за нее прямо на нож пошел?.. Вот ты какой!

— Какой? — спросил он шепотом.

Она смотрела удивленно, широко раскрыв глаза. Ему стало неловко, казалось, она видит не его, Митю, а кого-то другого...