Дмитрий Биленкин - Искатель. 1970. Выпуск №6

— Что ты забыл здесь?

— Я хотел бы подняться на борт, сэр…

— Убирайся к дьяволам и забудь о моей палубе!

Шляпа исчезла. Может, попытаться еще? Но ведь боцман знает, что Страдлинг никогда не отменит своего решения, проси его об этом хоть сам господь. Будь что будет… Да разве первый он, Селькирк, остающийся одиночкой на острове Мас-а-Тьерра! Именно здесь прожил более трех лет матрос-индеец из племени москито, историю которого описал тот самый Вильям Дэмпьер, командующий эскадрой, состоящей из кораблей «Святой Георгий» и «Пять портов». Судьба свела Селькирка с Дэмпьером в этом несчастливом рейсе и сведет еще не однажды.

…Пока боцман с «Пяти портов» гребет к Мас-а-Тьерра, одному из трех островков в архипелаге Хуан-Фернандес, чтобы начать, сам того не ведая, путь в бессмертие, у нас есть время рассказать об одиночке, обитавшем до него на этом же самом клочке суши. Цитируем по старинной книге «Рассказы о кораблекрушениях» француза А. Плюшара, изданной в переводе В. М. Строева в типографии Императорской Академии наук в 1854 году с дозволения ценсора А. Фрейганга:

«Капитан Дэмпьер упоминает в своем журнале, веденном во время экспедиции в Южном море в 1680 и 1681 годах, об индейском моските Уиле, который был брошен на этом острове в 1681 году.

26 декабря, говорит он, корабль наш стал на якорь у восточного берега острова Хуан-Фернайдеса, [2] На самом деле это не остров, а название группы из трех островов: Мас-а-Тьерра («Возле земли»), Мас-а-Фуэра («Дальше в сторону») и Санта-Клара. — Прим. авторов. чтобы запастись водой и наловить коз. Дело это было почти кончено, как 12 января 1681 года мы увидели три испанские корабля; они обходили кругом острова. Не будучи в состоянии держаться против такой силы, мы сели на свой корабль, все, кроме Уиля, который пошел на охоту. Испанцы тщетно преследовали англичан.

В августе 1683 года семьдесят англичан, искателей приключений и морских разбойников, вместе с Дэмпьером отправились из Виргинии, из города Ачанака, под начальством Кука для крейсерства около берегов Чили и Перу. Долго двигаясь против неблагоприятного ветра, морские разбойники 23 марта 1684 года бросили якорь в заливе на юге острова Фернандеса. Они тотчас же спустили шлюпку и отправились на берег посмотреть на москита, которого оставили тут в 1681 году.

Он жил на всем острове один, и испанцы не взяли его в плен, потому что не нашли. У него было только ружье и нож, немного пороха и дроби. Когда он истощил весь запас дроби и пороха, то превратил нож свой в пилу и распилил дуло ружья на кусочки, из которых сделал крючья, крючки и длинный нож. Он раскалял железо на огне и потом бил его камнями, давая ему форму, какую хотел. Потом он пилил куски свои ножом и оттачивал. Это кажется удивительным тому, кто не знает ловкости индийцев. [3] В тексте явная ошибка. Автор, конечно, имел в виду индейцев. Тут нет ничего необыкновенного: они всегда так делают на родине и приготавливают орудия для рыбной, ловли без наковальни и молота; правда, дело у них идет не скоро.

Уиль рассказывал, что сначала принужден был есть сивучей, пищу очень невкусную, но потом бил их только для того, чтобы вырезать ремни из кожи, которую сдирал с них же. В полумиле от моря стояла его хижина, крытая козьими шкурами; кровать покоилась на двух кольях в два фута вышиною; покрывалась она такими же кожами.

Он увидел, продолжает Дэмпьер, корабль наш накануне того дня, когда мы отправили лодку на остров, и, не сомневаясь, что мы — англичане, убил утром трех коз и сварил их с капустой, чтобы угостить нас. Эти факты замечательны в человеке, который мог бы сделаться дикарем в продолжение трехлетнего безмолвия.

Потом он вышел на песчаный берег, чтобы поздравить нас с приездом. Когда мы вышли на берег, индейский москит по имени Робин первый выскочил из лодки и, подбежав к Уилю, бросился перед ним на колени и коснулся головою до земли, Уиль поднял его, поцеловал, потом сам стал на колени и поклонился в ноги товарищу. Наш москит поднял его. Мы с умилением смотрели на такое трогательное свидание, полное взаимной любви и искренности. Когда эти соотечественники кончили изъявления дружбы, мы подошли и поцеловали Уиля, которого против чаяния нашего нашли целым и невредимым. Он был в восторге, что видит старых друзей. Через несколько времени мы взяли его на корабль».

Селькирк, без сомнения, знал о злоключениях индейца Уиля от самого автора записок — капитана Вильяма Дэмпьера.

Без малого три с половиной года провел Уиль на острове без людей. Но ведь это было за двадцать лет до Селькирка! Сейчас корабли подходят куда чаще к Мас-а-Тьерра. Да и снаряжен шотландец куда лучше и обстоятельней предшественника. Однако, если бы Селькирку сказали, какой ему уготовлен срок одиночества, он — кто знает! — может быть, немедля повернул обратно к «Пяти портам» и стал молить Страдлинга взять его на борт хотя бы штрафным матросом.

Все же приветливый песчаный берег Мас-а-Тьерра, где журчали ручьи, ползали черепахи и лениво шевелились крабы, в горах бегали козы, а в чаще не было хищных зверей, сулил не такое уж несчастное существование. Тем более что следующий корабль, как свято верил Селькирк, должен был вот-вот подойти к архипелагу.

На самом же деле лишь два корабля за все годы пристали к острову, и оба были испанские. Заметив огонь на берегу, испанцы подошли ближе, но, увидев странно одетого человека, стали стрелять по нему, а затем долго преследовали по лесу. Впоследствии Селькирк скажет, что «скорее посягнул бы на свою жизнь, чем отдался бы испанцам, которые, верно, убили бы меня или сослали в рудники, чтобы я не мог сообщить иностранцам известий о Южном море».

Но не будем торопить время, тем более что для шотландца, оставшегося на пустынном острове, оно остановило свой бег.

Первые восемь месяцев были ужасны. Селькирк «едва мог восторжествовать над грустью в таком страшном уединении, с трудом удерживаясь, чтобы не наложить на себя руки». И дело было не в лишениях и голоде — матроса, ставшего сухопутным отшельником, снедала тревога неизвестности. Тревога, которая точит душу почище иной болезни. Изо дня в день, с утра до вечера сидел он на берегу, не отрывая глаз от моря, пока наступающие сумерки не скрывали от него горизонт. Ночью он лежал без сна, прислушиваясь к вою чудовищ на берегу, а при первых бликах рассвета его вновь начинало мучить сознание своей одинокой, жалкой судьбы. Целые недели кряду он бродил по острову, всматривался, прислушивался, плакал, разговаривал сам с собой.

Но с течением времени моряк стал обретать здоровье духа, главным образом потому, что работал все больше и больше. Боцман сколотил из стволов перечного дерева две хижины — большую («спальню») и маленькую («кладовую»). Перечное же дерево служило ему для тепла и освещения, а «его ароматический запах благодетельно действовал на усталые чувства моряка».