Иван Кычаков - Искатель. 1969. Выпуск №6

Хотя он и пообещал Усову снять на два часа наблюдение, но в участке оставил усиленный наряд, позвонил городовому Галкину — не дремать, а если мимо проходящий человек спросит: «Который час?» — немедленно уведомить и вести наблюдение. Кроме того, отдал приказ околоточному надзирателю Яновскому укрыться за церковной оградой и следить за подъездом тюрьмы.

Шел десятый час вечера, и до часу ночи вполне можно было вздремнуть. Улегшись на тахте, Пересветов начал просматривать последний номер газеты «Раннее утро».

Это была, как указывалось в подзаголовке, «большая, ежедневная политическая, литературная и общественная газета, по направлению своему прогрессивная и беспартийная, имеющая своих специальных корреспондентов в Константинополе, Белграде, Софии, Сараеве, Тегеране, Тавризе, Берлине, Париже, Лондоне, Вене, Милане, Нью-Йорке».

Пристав, считавший себя человеком с юмором, любил газету за то, что она регулярно печатала довольно едкие фельетоны в стихах и прозе, портреты политических и общественных деятелей, карикатуры и шаржи на злобу дня.

Прочтя огромное, чуть не с целую страницу, объявление, Пересветов вздохнул.

С этой проклятой работой и жизни как следует не видишь. Оказывается, в театре «Эрмитаж» гастролирует с цыганскими песнями несравненная Вяльцева, идет представление «Москва ночью». Объявление так и кричит: «Громадный успех! Беспрерывный смех!»

Да-а… Кто-то смеется и слушает романсы, восхищается «Черной маской», а тут сиди как на иголках и жди звонка.

Он перевернул страницу.

Ага, записки туриста — «Москвичка в персидском гареме» — целых пять столбцов убористого шрифта. Занятный адюльтерчик! Надо бы почитать, да глаза от усталости слипаются.

Вот сообщение о бегах — разыгрывается большой московский приз — пять тысяч рублей, записаны лошади — Пустяк, Игла, Каприз, Прости…

Он усмехнулся, сказал с иронией:

— Прости, Игла, каприз-пустяк! — и начал просматривать колонку происшествий.

Боже, какая убогость — «Кража со взломом», «Труп младенца»… И вдруг — пустячная заметка, но заголовок, каков заголовок: «Побег молодой девушки»!

Пересветов даже вскочил.

Черт побери, печатают разную галиматью. А тут назревает важное государственное дело — и ведь промолчат, сукины сыны!

А что, если их подтолкнуть?

Ну конечно, в редакции у него давно завелся приятель-репортер, надо ему позвонить…

Вскоре он уже болтал с репортером по телефону и довольно прозрачно намекнул, что послезавтра у него на столе может появиться увлекательный материальчик. Репортер, конечно, ухватился, начал расспрашивать, но Пересветов только многозначительно хмыкал. Вконец заинтригованный репортер обещал утром непременно нагрянуть.

Ну что ж, все идет прекрасно.

Интригующий заголовок в уважаемой солидной публикой газете и большая заметка, где не раз будет повторено его имя, ничуть не помешают, а даже… даже совсем наоборот.

С этими довольно приятными мыслями Пересветов заснул.

Из розоватого тумана к нему приблизилось огромное кривое зеркало. Он подошел и отшатнулся: Усов, скалясь в наглой усмешке, грозил пальцем: «Ага, попался, подлец, попался!»

Пересветов тряхнул головой и открыл глаза.

«Экий дурацкий сон», — подумал — он и тут же вскочил. Усов! В его глазах сегодня был испуг. Да, да, испуг и еще что-то… Но что?

Резкий телефонный звонок заставил вздрогнуть.

Пересветов, тяжело дыша, схватил трубку.

Городовой простуженным голосом докладывал, что паренек, кажется усатый — в темноте не шибко разглядел, — только что спросил, который час.

— Что там у тебя хлюпает?

— Из будки звоню. Дождь, ваше благородие, льет как из ведра.

— Ну, стой по-хорошему.

Пересветов быстро оделся и легко сбежал вниз.

Люди из наряда дремали на лавках в дежурной.

Пристав вошел в темный кабинет и тут только почувствовал, что начало сосать под ложечкой. Включив настольную лампу, он сел в кресло и задумался: что же происходит, отчего появился этот противный, холодящий сердце страх?

«Усов? Да нет, он целиком в моих руках, он проверен и не подведет… Все ли предусмотрено? Все, безусловно, все».

Чтобы успокоить себя, он решил позвонить в тюрьму.

Барышня тотчас откликнулась и томно пропела:

— Соединяю.

Прошло полминуты, минута — тюрьма молчала.

Только на шестой, самый продолжительный, звонок ответил женский голос:

— Что вам угодно?

Пересветову показалось, что с ним говорит княжна.

— Все ли благополучно в тюрьме?

— Несомненно.

«Неужели она меня не узнает?» — подумал Пересветов.

— Госпожа Вадбольская, вы меня не узнали? Говорит Пересветов. Необходимо усилить надзор, так как можно ожидать пробега.

— Это совершенно невероятно, — сказали в трубке, и все смолкло.

Пересветов оцепенел, как от пощечины.

Когда он добивался телефонного разговора с тюрьмой, безотчетный страх притаился, но теперь, после диалога с загадочным женским голосом, вновь не давал покоя. Почему Вадбольская бросила трубку? А может, это была надзирательница? Но слова для надзирательницы были слишком культурны.

Теперь как-то надо было спасать положение.

Пересветов, ни секунды не мешкая, позвонил Воеводину, разбудил его и просил немедленно выслать к тюрьме из других участков усиленные наряды филеров и городовых, а сам кинулся в дежурную и крикнул:

— Тревога!

Через несколько секунд он уже бежал во главе наряда к тюрьме.

Косой дождь хлестал его разгоряченное лицо.

Нервное напряжение обитательниц восьмой камеры достигло такого накала, что Наташе и Аннушке пришлось употребить немало усилий, чтобы кое-как успокоить своих подруг.

Дикая сцена с начальницей, окончившаяся уводом Фриды и Веры в карцер, все еще стояла у всех в глазах.

Уголовные вернулись из прачечной рано и заявили, что вокруг тюрьмы «что-то никак людно, видать, филеров понаставили», а девочки затеяли шумную игру.

Перевернув «собачек» (так на тюремном жаргоне назывались скамейки), девочки сдвинули их в ряд и за частоколом ножек в углу встала та, что поменьше, — Оля.

— Во что это вы играете? — спросила Наташа.

— В побег, — ответила Люда, — я — часовой, а Оля — каторжная. Я буду ходить туда-сюда, а она побежит…

Странная эта игра кончилась тем, что Оля, перелезая через «собачку», стукнулась подбородком о ножку и разревелась. А Люда получила от матери очередной тумак.

Перед раздачей ужина в камеру заглянула Шура.

— Двоих за кашей! — приказала она и, когда Аннушка и Наташа вышли, шепнула: — Побег сегодня. В час.

— Но у Вильгельмины нет костюма.

— Я принесу. Как уснут уголовные — приготовьтесь.

…Ужин прошел оживленно.

Вдруг повеселевшая Наташа велела подружкам выложить на стол все съестные припасы.