Глеб Голубев - Искатель. 1971. Выпуск №5

По дорожке мимо нас прошел рабочий в вылинявшем комбинезоне.

— Тебе что, работать надоело, поговорить захотелось? — обратился он к Илиеву.

Илиев не ответил. Рабочий догадался, что тут что-то другое, и отошел. Напротив двое рабочих, стоя на лестницах, уже прибивали плакат, третий помогал им указаниями снизу. Группа детей шла следом за учительницей, которая привела их показать, что такое завод. Я закурил и снова подставил лицо солнцу.

— Танев рванул дверцу и рявкнул на Костова, притаившегося на заднем сиденье: «А ну-ка, компаньон, вылезай!» Тот вылез из машины как мокрая курица. «Давай и ты! — прикрикнул Танев на шофера Андреева. — Да пошевеливайся, пока не получил по морде!» — и замахнулся автоматом. Андреев вышел и встал рядом с машиной. «Ну что? Улетаешь? — заревел Танев на Костова. — А коллеги — волку в зубы, да? На что тебе сдались компаньоны, если ты украл все их деньги!» Костов молчал. Что тут скажешь. Все было ясно. Но Танев вроде сжалился над ним. «Ну ладно, — говорит, — что было, то быльем поросло. Как видишь, мы добрее тебя. Поедем вместе. Раз старый лис собрался в путь-дорогу — значит пора». У Костова как гора с плеч. «Вместе, Лазарь, вместе. Но нужно торопиться, братцы!» — «Когда уходит самолет? — спрашивает Танев. — И что это за самолет? А вдруг он на фронт?» — «Да нет, самолет транспортный, — отвечает Костов. — Вывозят офицеров. Летят прямо в Берлин». — «А кто нас пустит?» — допытывается Танев. «Как кто? Полковник Кирхнер ждет нас, ты его знаешь». — «Ну коли так…» — проговорил Танев… и прошил Костова автоматной очередью. Тот упал. Тогда Танев повернулся к шоферу. Он не любил Андреева. «Эй, ты, — говорит, — чего вытаращился? Давай пой что-нибудь!» Я догадался, в чем тут дело. Андреев был весельчак. Любил петь наши песни. То ли Танев слышал, то ли кто донес. «Спой что-нибудь!» Андреев не отвечал. «Смотри, как его заело, — словно удивился Танев. — Ты песню о Катюше знаешь?» — «Знаю», — отвечает Андреев и спокойно смотрит на него. «Ну так пой. Пой, тебе говорят!» Но Андреев даже не пошевелился. Потом сказал тихо: «Я по команде не пою». — «Ну мы и без песни обойдемся», — бросил Танев и выпустил еще одну очередь из автомата. Андреев медленно опустился на колени, но не упал. «Коммунист проклятый!» — крикнул Танев и разрядил в него весь магазин…

Илиев умолк, уставившись в землю. Я бросил сигарету. Вдали глухо урчали моторы грузовика.

— Оба бросились переносить чемоданы из «опеля» в «мерседес». Потом снова уселись на заднем сиденье, и Танев приказал: «На аэродром, и побыстрее! Если не хочешь, чтобы и тебя на тот свет послал под горячую руку». Он, наверное, и правда хотел убить меня, но ни он, ни Медаров не умели водить машины. Когда добрались до Божуриште, последний самолет — тот самый, транспортный, как раз поднимался в воздух. Танев выругался. А Медаров не удержался и упрекнул его: «Не тратили бы времени на допросы и экзекуции, сейчас бы уже летели!» — «Ты лучше помолчи, — отрезал Танев. — На что ты годишься! Надо немедленно замести следы, а там поглядим, — и снова скомандовал мне: — Гони назад!» Приехали на старое место. «А ну вылезай, поможешь!» — крикнул мне Танев. «Не могу, — бормочу, — мне плохо!» Танев выругался, но не настаивал. Они торопились. Вместе с Медаровым бросили трупы в «опель», облили бензином и отошли. Танев завернул в газету камешек, поджег бумагу и швырнул в машину. «Опель» вспыхнул как факел, и вскоре взорвался. В этот момент раздался отбой тревоги…

Илиев снова умолк. А я закурил, внимательно глядя на него. Он сидел, все так же уставившись в землю.

— Потом?

— Потом мы вернулись. Я поставил машину в гараж, а они понесли куда-то чемоданы. Но прежде чем исчезнуть, Танев предупредил меня: «Забудь все, что видел! Не то сам отправишься вслед за ними».

— И поэтому ты молчал?

— Да… Да и что за польза рассказывать… Доказательств у меня нет. Когда начался процесс, даже остатков «опеля» не нашли. Я сам ходил туда и собственными глазами видел: только след горелого на земле, и больше ничего. Наверное, Танев побеспокоился. Во время процесса все вертелось вокруг убытков, нанесенных банку. Фактов, которые касались бы убийства или махинаций с гестапо, не выявили… Медаров, ясное дело, мог здорово насолить Таневу, но нарочно не сделал этого. Он тоже не вчера родился: если навредит Таневу, все равно себя не спасет, наоборот, может быть только хуже, если выяснятся связи с гестапо. Он рассчитывал держать Танева в своих руках. Пускай, мол, бережет золото до того дня, когда Медаров придет, чтобы взять свое…

— Он уже свое получил, — заметил я. — И кое-что Таневу оставил. Но довольно об этом. Перейдем к событиям последних дней. Ты и тут сможешь добавить…

— Лишь бы вам удалось схватить Танева прежде, чем он пристукнет меня.

— Пристукнет… Как все просто… Мы же не ночью седьмого сентября, не бойся. Ну?..

— То, что я рассказывал в первый раз, — все правда. Только две детали упустил…

— Увидим.

— Вечером, в последний раз выходя из дома, Медаров сказал мне, что идет к Таневу.

— И впрямь мелочь, — горько улыбнулся я. — Можешь и сейчас об этом не рассказывать… А где они должны были встретиться?

— В разрушенном доме, где стоит машина Танева.

— А как они договорились о встрече?

— Медаров все время выпытывал у меня: не видел ли я Танева, не звонил ли Танев… Сто раз говорил ему, что не видел. Так оно и было. Я не видел его до того дня, когда он пригнал машину на осмотр. Тогда Танев сказал: «Если к тебе придет Медаров снимать квартиру, не отказывай. Хочу, чтоб он был у меня на глазах». Медаров считал, что я встречаюсь с Таневым. И все повторял: «Когда случайно увидишь его, не забудь предупредить: Медаров, дескать, велел сказать, что записная книжка в коричневой обложке у него, и если Танев захочет улизнуть, книжка может заговорить», и каждый день одно и то же. «Передай ему, что книжка может проговориться, так что пусть Танев раскинет мозгами. А если я ему понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать, — там, где я пью мастику». Наверное, там и встретились — в ресторане напротив нашего дома.

— Значит, ты передал это Таневу.

— А как же, передал. Вот, ей-богу, за весь прошлый месяц он появлялся лишь однажды; расспрашивал о Медарове — что делает, где бывает, кто приходит к нему, о чем разговаривают. Ну, раз он так допытывался, я и рассказал ему все, что велел Медаров.

— А Танев?

— Ничего. Смолчал. И ушел.

— Когда это было?

— В последнюю субботу перед исчезновением Медарова.

— Где вы встретились?

— На вокзале. Танев стоял на перроне и ждал.

— Ясно. А что это за вторая мелочь, о которой ты мне не рассказал?