Ал. Азаров - Приключения-1971. Сборник приключенческих повестей и рассказов

— ...заняться реализацией.

Мы перебиваем друг друга, но логика поступков Гандрюшкина от этого не нарушается.

— Как просто и надежно придумано, — искренне восхитился Турин, — какое образование у этого сторожа?

— Здесь дело не в образовании, — возразил я. — Просто он служил на почте.

— Ну что ж, бери у Фаиля машину. Три почтовых отделения. Может, в каком и повезет. Если, конечно, тебе все это не приснилось.

— Меня смущает другое, — вдруг сказал Турин, — как мы все это задокументируем?

— Очень просто, — ответил Рат. — Асад-заде вынесет постановление о выемке, прокурор утвердит, возьмем Гандрюшкина...

— Я имею в виду оформление по нашей, оперативной линии, — недовольно перебивает Турин. — Ведь никаких специальных мероприятий в связи с посылками не проводилось. Просто догадались, и все.

Оказывается, его мучила невозможность увязать данный случай с исполнением требований, предъявляемых к работе уголовного розыска.

— Ну ладно, я займусь этим сам, — словно освобождая нас от главной непосильной ноши, с достоинством заявил он.

Уже в машине я залился смехом: подумал, как Турин бьется сейчас над документальным оформлением моей догадки. Да, он держится в центральном аппарате только потому, что непосредственное начальство не видит его в деле.

Не повезло нам во всех почтовых отделениях. В последнем я просмотрел корешки квитанций даже два раза. Отправлений от имени Гандрюшкина не было. Неужели действительно приснилось?

— Теперь куда? — спросил шофер, но я опять вылез из машины.

Вернувшись на почту, я стал смотреть документы на получение. И снова безрезультатно. Вот тебе и ассоциативное мышление, недаром его так трудно задокументировать. Но все же начатое надо доводить до конца, эта привычка тоже из моего актива.

Сержант проворчал — шофер начальства не очень считается с субординацией — и повез меня в отделение, где мы побывали перед этим.

«Гандрюшкину Михаилу Евлентьевичу, до востребования». Черным по белому и вполне наяву. Я держал карточку, и пальцы у меня дрожали. А каково было Ньютону?

Успокоившись, я прочитал, что отправителем является Андрей Гандрюшкин, обратный адрес: Баку, проездом.

На почте, с которой я начинал проверку, Гандрюшкина ожидала вторая посылка, на этот раз от дочери Сони. Обе посылки были отправлены в воскресенье. Значит, Гандрюшкин уехал с вещами в Баку в первые же часы после задержания Мамонова.

Вот с какой мухоморьей предусмотрительностью поступил он. Только с детками зря перестраховался, можно было и без них обойтись.

Удивительно, до какой степени может дойти привычка к раз напяленной на себя маске. И расцветка давно поблекла, и многочисленные прорехи выдают настоящее лицо, а любитель маскарада по-прежнему пытается дурачить окружающих.

Гандрюшкин упорно не желал становиться самим собой. Его поэтапная реакция на происходящее в сокращенном варианте выглядела примерно так:

«Посылка мне? От сына!»

«Какое странное содержимое! На что все это старику?»

«Как, еще одна? От дочери!»

«И она насовала бог знает что! Они с ума посходили!»

«Краденые? Те самые, мамоновские?! Да не может быть!!!»

По поручению партбюро Рату на днях предстояло провести беседу о вежливом и культурном исполнении работниками милиции своих не всегда приятных обязанностей. Фарисейство Гандрюшкина, казалось, вот-вот доведет его до приступа морской болезни, но ввиду предстоящей беседы, на которой мы с Арифом будем присутствовать в роли слушателей, он стоически сохранял спокойствие. Асад-заде был занят составлением протокола, и только я, лишенный отвлекающего стимула, наконец не выдержал:

— Когда моему сыну было полтора годика, он закрывал лицо руками и требовал, чтобы его искали, но в вашем возрасте это выглядит просто глупо.

— Зачем вы меня оскорбляете? — с мягкой укоризной спросил он.

— В данном случае это не оскорбление, а просто констатация факта, — очень серьезно сказал один из понятых, пожилой почтовый служащий, с каким-то музейным интересом разглядывавший Гандрюшкина.

После этого Мухомор умолк и до самой машины не произнес ни слова.

А по дороге в горотдел с ним совершенно неожиданно для нас произошла истерика. Он трясся, всхлипывая, тер по лицу кулачками, видимо, платком он пользовался только для утирания символических слез.

Мужской плач способен разжалобить даже страхового агента, а мы всего-навсего сотрудники милиции. Рат похлопывал Гандрюшкина по плечу, я же, как обычно в минуты сильного волнения, косноязычно мямлил:

— Михаил Евлентьевич, ну же, ну, возьмите себя в руки...

— Если бы я знал... Если бы я знал... Никогда!

Из дальнейшего стало понятно: если бы он знал, что все равно будет разоблачен, он никогда не связался бы с Мамоновым, никогда, никогда не совершил бы преступления. Вот он — главный мотив мухоморьего раскаяния! Оказывается, превращение в мухомора необратимо, и никаким сентиментальным мычанием тут не поможешь. От того, как мы работаем, зависит иное: быть или не, быть мухоморам преступниками. Только неизбежность разоблачения может удержать их. А рецидивистов типа Мамонова становится все меньше, и, лишившись питательной мухоморьей среды, они, пожалуй, вымрут окончательно. Все это давным-давно заключено в гениально простой ленинской мысли о предупредительном значении неотвратимости наказания, но сейчас незаметно для меня самого она стала итогом моих собственных наблюдений.

Происшедшая в настроении Гандрюшкина метаморфоза избавила нас от необходимости задавать вопросы. Он давал показания взахлеб, Асад-заде еле успевал их записывать. Мы узнали, как Мамонов зашел в общежитие в поисках давнего приятеля, но тот еще в прошлом году подался на целину; как, разговорившись с Гандрюшкиным, попросил пустить к себе квартирантом и потом разбередил воображение хозяина, продемонстрировав свое непостижимое умение обращаться с замками; как, еще не сговариваясь, они поняли, чего не хватает каждому из них и какие сведения могли обеспечить Гандрюшкину получение своей доли в будущем. Мы выяснили многие подробности, в том числе и про платок, сыгравший в нашем поиске роль катализатора. Он действительно принадлежал Мамонову, но находился в таком состоянии, что хозяин, отчасти из присущей ему аккуратности, отчасти из желания угодить перспективному гостю, отдал его в стирку вместе со своими вещами.

Только судьба похищенного в предпоследней краже осталась невыясненной. В посылках вещей не оказалось, а Гандрюшкин о них понятия не имел.

— Эта кража — как ложка дегтя, — сердился Рат. — И хоть было бы что! Блузки-кофточки.

— Там был еще тигр. Хозяева хватились его позже, когда укладывали ребенка спать, — сообщил я.