Аркадий Вайнер - Искатель. 1971. Выпуск №6

— И все-таки ты согласишься, что тут что-то не то, — вздохнул шериф.

— Возможно, — заметил я, — но я сомневаюсь, что этого достаточно, чтобы держать человека в тюрьме.

— Дело даже не столько в картине или алмазах, — шериф был явно озабочен, — сколько в остальном добре. Из-за него-то мне и кажется, что дело нечисто. Взгляни-ка сам.

Он взял со стола какую-то штуковину и протянул ее мне.

— Осторожнее, — предупредил он, — один конец у нее очень горячий.

Вещица была около фута длиной и по форме напоминала песочные часы из прозрачного пластика. Узенькая в центре, она расширялась к полым концам. В середину был вставлен небольшой, по-видимому, металлический прут. Один его конец мерцал, как раскаленное железо, и когда я поднес ладонь к открытой полости, то почувствовал дуновение горячего воздуха. Другой конец был белым, и его покрывали какие-то кристаллы. Я осторожно — повернул непонятное приспособление, чтобы осмотреть его.

— Смотри не вздумай дотронуться, — предупредил шериф. — Палец примерзнет. Видишь, на нем лед.

Я осторожно положил вещицу на стол.

— Как ты думаешь, что это такое? — спросил шериф.

— Откуда мне знать. — Я действительно не имел ни малейшего представления.

В школе физика никогда не была в числе моих любимых предметов, к тому же я давно забыл даже то немногое, что когда-то учил. И все же я готов был дать голову на отсечение, что лежавшая на столе штуковина не могла существовать в природе. Но тем не менее она была перед нами: один конец раскален черт знает до какой температуры, другой — холоднее льда.

— А как тебе нравится вот это? — поинтересовался шериф, взяв небольшой треугольник из тонких прутиков металла. — Это, по-твоему, что такое?

— Что это такое? — переспросил я. — Ну просто…

— Просто? Попробуй просунуть в него палец. — В голосе шерифа послышалось настоящее торжество.

Я попытался выполнить его указание, но из этого ничего не вышло. Внутри треугольника была пустота. Во всяком случае, мой палец ни на что не наткнулся, и все же я не мог продвинуть его пи на миллиметр через центр треугольника, словно он был заполнен невидимым и неощутимым, но твердым, как сталь, веществом.

— Разреши-ка я посмотрю, в чем там дело, — попросил я шерифа.

Тот охотно передал мне загадочный треугольник. Я поднял его так, чтобы свет от лампочки проходил через самый центр.

Ничего. Я повертывал его и так и этак, но не заметил даже намека на какую-нибудь планку или прозрачную пластинку. Но каждый раз, когда я пытался просунуть через него палец, что-то его не пускало.

Я положил треугольник на стол рядом с первой штуковиной, похожей на песочные часы.

— Хватит или еще показать? — ехидно осведомился шериф.

Я отрицательно мотнул головой:

— Согласен, Чет, я ни черта во всем этом не понимаю, и тем не менее это еще не основание держать Джорджа под замком.

— Все равно он останется здесь, пока я не поговорю с Чарли, — заупрямился шериф.

— Надеюсь, ты понимаешь, что как только откроется суд, я буду здесь с постановлением о его освобождении.

— Я знаю, Джон. — Спорить с шерифом было явно бесполезно. — Конечно, ты отличный адвокат, но я просто не могу отпустить Джорджа.

— В таком случае, — потребовал я, — оставьте заверенную опись всех вещей, которые вы отобрали у него, и я не уйду, пока не удостоверюсь, что они заперты в сейфе.

— Но…

— Теоретически все это собственность Джорджа.

— Этого не может быть, ты же сам знаешь, Джон, это немыслимо. Ну посуди сам, где он, черт побери, достал…

— До тех пор, пока вы не докажете, что он украл все эти вещи у какого-то конкретного лица, мне кажется, закон подтвердит, что они принадлежат ему. Человек вовсе не обязан предоставлять доказательств того, где он приобрел свою собственность.

— Ладно, ладно, — согласился шериф, — я составлю опись, вопрос только, как именовать все эти штуковины.

Но это была уже его забота.

— А сейчас я хочу обсудить с моим клиентом некоторые вопросы наедине.

Немного поспорив и поворчав, шериф открыл нам комнату для свиданий с арестованными.

— А теперь, Джордж, расскажи мне, что же все-таки произошло с тобой. Абсолютно все. И постарайся по порядку.

Джордж видел, что я не шучу, и давно уже убедился, что врать мне бесполезно: я все равно всегда на чем-нибудь ловил его в таких случаях.

— Ты, конечно, знаешь, что Мирта уехала, — начал он.

Я кивком подтвердил это.

— И ты знаешь, что, когда ее нет, я позволяю себе немного развлечься, пропустить рюмку-другую и в конце концов влипаю в историю. На этот раз я дал себе слово, что не возьму ни капли в рот и обойдусь без всяких там неприятностей. Мирте из-за меня и так уже изрядно досталось, и я решил в этот раз доказать, что вполне могу держаться в рамках приличия. Вот вчера вечером сижу я в гостиной. В носках. Ботинки я снял. Включил телевизор, смотрю бейсбол. Знаешь, Джон, если бы «Близнецы» нашли себе стоппера получше, на будущий год у них могли бы быть шансы. Конечно, кроме стоппера, им нужна еще и отбивка поприличнее да пару-тройку левшей не мешало бы…

— Ладно, давай дальше, — прервал я.

— Да, так вот сижу я тихо-мирно, смотрю игру. Ну пиво потихоньку потягиваю. Я тут притащил полдюжины, и у меня как раз пятая бутылка кончалась…

— А мне показалось, что ты сам себе обещал не пить.

— Конечно, Джон, чтоб мне провалиться. Так ведь это же было просто пиво. Я его могу целый день дуть и ничуть не…

— Хорошо, продолжай.

— Так вот, я и говорю, сижу, значит, пью пиво. Шел седьмой период, «Янки» ужо двоих провели, и вдруг Мэнтл как…

— Да черт с ней, с игрой! — не выдержал я. — Я хочу знать, что приключилось с тобой. Ведь влип-то ты, а не какой-то Мэнтл.

— А больше ничего и не было. Как раз в седьмом периоде Мэнтл вдарил с лету, а потом смотрю: иду я по улице, а из-за угла выныривает полицейская машина.

— Ты хочешь сказать, что не помнишь, что произошло в промежутке? Что не знаешь, откуда у тебя оказалось ведро алмазов, картина и все те штуковины?

Джордж покачал головой:

— Я тебе рассказываю все, как было. Больше я ничего не помню. Я бы тебе не стал врать. Нет смысла, все равно ты на чем-нибудь подловишь.

Некоторое время я молча сидел, разглядывая дядюшку Джорджа. Расспрашивать его дальше все равно было без толку. Возможно, он рассказал правду, хотя скорее всего и не всю, но, чтобы вытащить из него остальное, у меня сейчас не было времени.

— О'кэй, — сказал я, — пусть пока будет так, как ты говоришь, А теперь возвращайся к себе в камеру, и чтобы я не слышал от тебя ни звука. Веди себя прилично. Часам к девяти я вернусь и выцарапаю тебя отсюда. До меня ни с кем не разговаривай. Не отвечай ни на какие вопросы. Ничего не объясняй и не рассказывай. Если будут приставать и настаивать, скажи, что я запретил тебе говорить.