Аркадий Вайнер - Искатель. 1971. Выпуск №6

— Джон, ты знаешь, что у тебя там?.. Впрочем, откуда…

— Нет, не знаю. Может быть, ты мне расскажешь?

— Это же Рембрандт!

— А, ты имеешь в виду ту картину?

— Как по-твоему, где Джордж раздобыл Рембрандта? Ведь его картины на дороге не валяются, их только в музеях и увидишь.

— Скоро мы все это выясним, — поспешил успокоить я банкира Стивенза, единственного эксперта по вопросам искусства в Уиллоу-Гроув. — Мне сейчас должны звонить, и…

В дверях опять показалась голова Дороти:

— Мистер Росс на проводе.

Я взял трубку и почувствовал некоторую неловкость. С Кэлом Россом я не виделся лет пятнадцать и даже не был уверен, что он меня помнит. Но все же я назвал себя и приступил к разговору, словно мы только вчера вместе ужинали. Впрочем, и он меня приветствовал в том же духе.

Затем я перешел к делу:

— Кэл, у нас здесь есть одна картина, и мне кажется, тебе не мешало бы взглянуть на нее. Кое-кто считает ее старинной. Возможно, даже она принадлежит кисти одного из старых мастеров. Конечно, это звучит настоящей фантазией, но…

— Где, ты говоришь, находится эта картина?

— Здесь в Уиллоу-Гроув.

— Ты сам ее видел?

— Да, но мне трудно…

— Скажи ему, что это Рембрандт, — свирепо шептал Стивенз.

— Кто ее владелец?

— Пока практически никто. Она находится в полицейском участке.

— Джон, признайся честно, не намереваешься ли ты, часом, втянуть меня в какую-нибудь историю? Может быть, я тебе понадобился как свидетель-эксперт?

— Об этом речь не идет, хотя косвенно и связано с одним делом, которым я сейчас занимаюсь, и, возможно, мне удастся договориться, чтобы тебе заплатили за…

— Скажи ему, — не унимался Стивенз, — что это Рембрандт!

— Там, кажется, кто-то говорит о Рембрандте? — спросил Кэл.

— Да нет, никто точно этого не знает.

— Ну что ж, может быть, я сумею выбраться к вам. — Кэл явно заинтересовался. Или, пожалуй, точнее, был заинтригован.

— Я найму самолет, чтобы тебя доставили прямо в Уиллоу-Гроув, — пообещал я.

— Неужели дело настолько важно?

— Правду говоря, Кэл, я и сам толком не знаю. Мне хотелось бы услышать твое мнение.

— Ладно, договаривайся насчет самолета и позвони мне. Через час я могу быть в аэропорту.

— Спасибо, Кэл. Я тебя встречу.

Я заранее знал, что Элси будет на меня дуться, а Дороти придет в негодование. Какому-то адвокату в таком заштатном городишке, как наш, нанимать самолет было явным сумасбродством. Но если нам удастся выцарапать алмазы или хотя бы часть их, плата за самолет покажется такой мелочью, о которой и говорить не стоит. Правда, я не был абсолютно уверен, что Гарри Джонсон сможет отличить настоящий алмаз, от поддельного, даже если увидит его. Конечно, он торговал алмазами в своем ювелирном магазине, но я подозреваю, что просто верил какому-нибудь оптовому поставщику на слово, что они действительно были алмазами.

— С кем это ты говорил? — спросил Стивенз.

Я рассказал ему, кто такой Кэлвин Росс.

— Тогда почему ты не сказал ему, что это Рембрандт? — набросился на меня банкир. — Неужели ты не веришь, что кого-кого, а уж Рембрандта я всегда смогу отличить?

Я чуть было не сказал ему, что именно это и имел в виду, но вовремя спохватился: не исключено, что в будущем мне еще не раз придется обращаться к нему за кредитом.

— Послушай, Амос, — схитрил я, — мне просто не хотелось бы раньше времени влиять на его заключение. Как только он прибудет сюда и посмотрит на картину, он, без сомнения, увидит, что это Рембрандт.

Моя уловка несколько утешила банкира Стивенза. Затем я вызвал Дороти и попросил договориться о самолете для Кэла. С каждым моим словом ее и без того безгубый рот все больше поджимался, а лицо приобретало не просто кислое, а прямо-таки уксусное выражение. Не будь при этом Амоса, она бы не преминула прочитать нотацию о том, как пагубно швыряться деньгами.

Глядя на нее, я мог понять, почему Дороти получала огромное наслаждение на слетах приверженцев очищения, которые каждое лето, словно грибы после дождя, возникали в Уиллоу-Гроув и окрестных городках. Она не пропускала ни одного из них, неважно, какая микрообщина или секта была организатором, стоически высиживала часами на жестких лавках в летнюю жару, неизменно бросала монетку на тарелку для сбора пожертвований и с огромным удовлетворением выслушивала всю эту болтовню о грешниках и адском пламени. Она постоянно уговаривала меня посетить такое собрание, причем у меня сложилось впечатление, что, по ее глубокому убеждению, это пошло бы мне на пользу, но пока я успешно противостоял всем ее атакам.

— Вы опоздаете в суд, — коротко напомнила Дороти, — ведь сегодня слушается дело, на которое вы затратили столько времени.

Это нужно было понимать так, что мне не следовало бы зря тратить время на дядюшку Джорджа.

Пришлось отправиться в суд.

Во время перерыва в заседании я позвонил в полицию, но дядюшкой Джорджем там и не пахло. В три часа пришла Дороти сообщить, что Кэлвин Росс прибудет в пять. Я попросил ее позвонить Элси и предупредить, что к обеду у нас будет гость, который, возможно, останется и ночевать. Дороти промолчала, но по ее глазам я прочитал, что она считала меня зверем и будет только справедливо, если в один прекрасный день Элси соберется и уйдет от меня.

В пять часов я встретил Кэла на аэродроме. Он здорово постарел и выглядел еще более важным, чем я его помнил. Но, как и раньше, он был вежлив и так же поглощен своим искусством. Больше того, я сразу же увидел, что он не на шутку взволнован. Возможность открытия какого-нибудь давно утерянного полотна, представлявшего хоть какую-то ценность, насколько я понимаю, хрупкая мечта каждого искусствоведа.

Я оставил машину на площади, и мы отправились с Кэлом в полицию, где я познакомил его с нашими блюстителями порядка. Чет сказал, что о Джордже по-прежнему нет ни слуху ни духу. После недолгих препирательств он достал картину и положил ее на стол прямо под лампой.

Кэл подошел взглянуть на нее и вдруг замер, словно сеттер в стойке, заметивший перепелку. Он стоял и смотрел, не произнося ни слова, а мы, столпившись вокруг, старались не слишком сопеть от нетерпения.

Наконец Кэл достал из кармана складную лупу, наклонился над полотном и принялся изучать его дюйм за дюймом.

Прошло еще немало томительных минут, прежде чем он выпрямился и обратился ко мне:

— Джон, подержи, пожалуйста, полотно вертикально…

Я поднял картину, а Кэл отошел на несколько шагов и вновь принялся рассматривать. Затем он отклонился немного в сторону, потом в другую, все так же не спуская с картины глаз, вновь приблизился к столу и взялся за лупу. После всех этих длительных и малопонятных манипуляций Кэл утвердительно кивнул, видимо отвечая собственным мыслям, и обратился к Чету: