Борис Михайлов - Любовная лихорадка и золото скифов

— Мамы нет. С немцами, что жили у нас, я дружила и всю их историю знаю. Интервью будет стоить 50 гривен или рублей, возьму в марках и долларах. С каждого корреспондента. Большинство журналистов не принимали девчонку в серьез и уходили. Тем не менее, Катя заработала 100 гривен и двадцать марок. Довольная своей находчивостью, она не уходила со двора до самой темноты. Но больше никто не приходил, журналистов волновала новая сенсация, нашелся второй турист.

***

Шум в соседском дворе Полюткиных, незнакомые людские голоса пробудили любопытство у восьмидесятилетней Марии Владимировны, полуслепой матери Григория Федоровича Гладких. Она сохранила неутомимую работоспособность, отличную память и практичный умом. Разузнав у домашних о немцах и безуспешных поисках клада, сразу сообразила, какие возможности открываются у семьи. Выбрала минуту, когда Любы, жены Григория не было в доме, завела разговор.

— Послушай внимательно мать, не торопись, ничего не предпринимай.

— О чем ты, мама, да так таинственно?

Старая женщина рассказала, что клад ищут не в том месте. В сорок седьмом году уточняли размеры приусадебной земли. От их огорода тогда отрезали полсотки земли в пользу Лопатиных, а со стороны Полюткиных прибавили около сотки с их участка. Перенесли заборы.

Мать Григория вспомнила, как им достался неровный участок, с зарытыми выгребными ямами из-под туалета. Дед подводами возил землю, чтобы заровнять все. Если немцы закопали что-то, то сокровища у них на участке.

— Ну, и как нам быть? Пойти заявить?

— Я тебя считала умным. Чтобы как у Полюткиных растоптали огород, повредили деревья? Не слышал, как Нинка Полюткина ревет, стенания на всю улицы разносятся. Забор перенесли, где на два, где на три метра. Успокоятся все, разъедутся, поймут, что ничего не найти, немцы соврали или напутали. Сам откопаешь, не торопясь. Пока никому ни слова, понял?

— Соображаю. Одному мне не под силу, боюсь.

— Петра вызови из Обнинска. Любе не торопись говорить — разболтает.

— Задала, мать, задачу! — задумался Григорий Федорович. Работа в автомастерской и частные заказы, которые выполнял дома, позволяли не считать каждую гривну. С матерью получали приличную пенсию. Раньше летом держали постояльцев — курортников, последние годы не стали себя стеснять. Семья не бедствовала и копила на постройку большого двухэтажного дома с мансардой. Планировал Григорий Федорович и собственную автомастерскую открыть. Возможность мгновенно разбогатеть и сразу решить все свои грандиозные планы, разбудили в нем жадную крестьянскую жилку. Понимал, самостоятельно искать клад, не сообщать властям, противозаконно. И все же решил действовать.

***

Неизвестная женщина с улицы Шевченко позвонил в милицию, сообщил о пьяном старике, валяющемся в переулке. Милиция не поспешила приехать. Эрвин так и умер бы на улице, не проходи мимо медицинская сестра. Она обратила внимание на незнакомого пьянчужку, подошла ближе, склонилась над ним, подергала за плечо, спросила:

— Вам плохо? — Эрвин приоткрыл и закрыл глаза, застонал. — Вы пьяны, вам плохо? — еще раз спросила женщина.

Эрвин что-то пробурчал, и она неожиданно догадалась, что перед ней немец, из тех, кого разыскивают. Дошла до угла улицы, где висел телефон — автомат, и позвонила в скорую.

Несколько часов спустя, Эрвин пришел в себя на белых простынях в больничной палате. Рядом стояли несколько человек в белых халатах, Эрвин узнал Хелен и улыбнулся.

— Г-н Эрвин, как себя чувствуете? — спросила Елена.

— Плохо, Хелен.

— Переведите ему, кардиограмма в норме. Нервный шок, вызван переживаниями, — сказала главный врач госпиталя, срочно вызванная к необычному больному. Повернувшись к человеку в военной форме, прибавила. — В кармане нашли русский валидол, и пустую пробирку от какого-то немецкого лекарства.

— Жить будет? — спросил военный.

— Сердце как у сорокалетнего. Синяки на спине и на ногах. Били или упал, не исключено сотрясение мозга. Говорить он не в состоянии сейчас.

Киевский гэбэшник и местный коллега поняли, сегодня немца допросить не удастся. Все же попросили Елену спросить, как оказался на улице.

Эрвин едва слышно прошептал, что спускался по лестнице в глубокий подвал, сзади сильно стукнули, он покатился по ступенькам. Больше ничего не помнил.

— Сколько было похитителей? — гэбэшник не отставал от полуживого Эрвина. Лена перевела. Эрвин долго не отвечал, и ей пришлось повторить вопрос.

Сколько их, Эрвин не знал и прошептал:

— Много, оставьте меня, дайте спокойно умереть.

Елена перевела.

— Действительно, оставьте больного, пусть отлежится, придет в себя. Завтра ему должно стать лучше, тогда и поговорите, — сказала главный врач и вывела всех из палаты в коридор.

Курту передали, что дядя освобожден и находится в больнице. К нему не пустили.

25

В Феодосию Игорь прибыл поздно вечером. Как ни спешил, непредвиденные остановки в пути задержали. Едва успел переступить порог квартиры, Елена бросилась на шею, расцеловались, и сразу же испуганно отпрянула.

— Мама!

Игорь поздоровался с Евдокией Андреевной, выложил из пакета коробку питерских конфет, достал бутылку вина.

— Мы начали беспокоиться, не случилось ли чего, — сказала Евдокия Андреевна.

— На границе таможенники мариновали, гаишники вымогали взятки. Вы как? Феодосия пробилась на первые полосы мировых информационных агентств. Рубите на корню свой туристический бизнес. Иностранцев похищаете. Теперь о городе весь мир узнал.

— Нас и раньше знали. Слава Богу, все позади. Один сбежал, второго похитители сами выбросили на улицу, ничего не добившись.

Евдокия Андреевна вышла на кухню, и Игорь порывисто обнял Лену, прижался к губам. Она оттолкнула.

— Успеем. Мама войдет.

Он неохотно отпустил, взял за руку.

— Не представляешь, как ждал этого момента! Увижу, возьму за руки, прижму, поцелую.

Вошла мама и пригласила ужинать.

— Машину оставил у подъезда, надо отогнать на стоянку. Тут недалеко, я уже ставил. Надеюсь, пустят.

— Я с тобой, — сказала Елена.

— Пойдем вначале перенесем вещи из машины.

Оказавшись на лестничной клетке, Игорь схватил в ее объятия и принялся целовать.

— Любимая!

— Раздавишь. Знаешь, как соскучилась!

— И я. Думала обо мне?

— Каждый день.

— Я каждый час.

— Делать было нечего. — Она поцеловала его. — Пошутила. Понимаю, был постоянно занят, но время вспомнить находил. С переполохом, вызванным похищением, у меня все дни кувырком. Не занята, и не свободна.

Спустились к машине, Игорь достал парадный костюм в переносном пластиковом конверте, две сумки, одну передал Лене. Оставили всё в комнате, приготовленной для Игоря, и поехали на Карла Либкнехта к исполкому, где во дворе в прошлый раз оставлял машину. Дежурил парень, помнивший хорошие чаевые Игоря и после коротких переговоров разрешил поставить машину.