Лев Корнешов - Зона риска

В это утро, как и всегда, она сделала зарядку, приняла теплый душ. Инна очень следила за своей внешностью, ибо считала, что только серенькие дурочки надеются на случай, — удачу ловят за хвост и держат покрепче. Надо уметь постоянно быть в форме, обворожительно улыбаться, и придавать глазам таинственный блеск. Инна со знанием дела подбирала для себя косметику, но не злоупотребляла ею, так как интуитивно чувствовала, что секреты обаяния заключены не в яркой помаде и подсиненных глазах — зрелые мужчины не любят то, от чего порою в восторге мальчики.

«Мальчиков» она презирала — что они могли предложить ей, кроме примитивного остроумия и темноватых подъездов?

И она решила иметь дело только с солидными людьми. Подружкам — когда они еще у нее были — обстоятельно объясняла, что в современный век нельзя терять время на бытовые мелочи — пусть об этом позаботятся другие, надо только уметь их найти и приставить к себе. Ей казался серьезным, положительным и немного романтичным бывший муж — он так красиво говорил! И обещал если не золотые горы, то серебряные — это точно. Приехал из своей Сызрани якобы по приглашению работать в театре, где его ждали, вот только должны были избавиться от бездарного исполнителя главных ролей. И тогда... Выглядел он импозантно, взгляд у него был бархатный, внимательный. На свидания никогда не приходил без цветов. Миленький букетик фиалок весной, первая в сезоне роза — дорого не то, что дорого, а внимание... Инну называл своей звездой надежды, а любовь к ней — небесной. У Инны сладко щемило сердце, она уже видела себя в мечтах женой блистательного актера, может быть, даже народного. Премьеры, гастроли, банкеты, поездки за рубеж... Она всегда рядом с ним, помогает ему советами, у нее ведь безукоризненный вкус и такт.

Он был старше ее на двенадцать лет, и это тоже льстило. Не чета юнцам, вертевшимся возле Инны в баре «Вечернем». Там они и познакомились, он туда случайно зашел, потому что надоели шумные рестораны, захотелось отрешиться от забот, побыть среди молодежи. В своем театре он пользовался успехом именно у молодых зрителей — так он объяснял потом. Очевидно, впопыхах забыл сказать, что театр был самодеятельный, маленький, и, как потом выяснила дотошная Инна, ее герой был вынужден спешно покинуть его из-за постоянных склок и влюбчивости в молоденьких актрис.

В баре он подошел к ней, очень просто представился и сказал:

— Почему вы здесь? Вам надлежит быть на старинной даче, возлежать у камина на пушистых шкурах, смотреть на огонь и читать стихи раннего Блока...

Это было неожиданно, забавно и приятно.

Если существует любовь с первого взгляда, то в данном случае, как потом бесшабашно шутила Инна, была любовь с первой фразы. Она так никогда и не узнала, что фраза принадлежала не ему, он ее присвоил, как и многое другое.

Вскоре они расписались. У Инны была однокомнатная квартирка, доставшаяся в наследство от бабушки. Бабушка души не чаяла во внучке и, чуя близкую смерть, предложила прописать у себя. Родители Инны охотно согласились, им было ясно, что дни бабушки сочтены, и не хотелось, чтобы ее квартира перешла в чужие руки, тем более что дома у них была теснота. К тому времени Инна уже работала и сумела оформить прописку. Повод был благородный — уход за престарелой родственницей.

Муж не торопился с устройством на работу. По его словам выходило, что в театре его обманули, кругом одни интриги.

Он целые вечера рассуждал о том, как пробивают себе дорогу ремесленники от искусства, а талантливые остаются годами в тени. «Но ты еще увидишь счастливые дни», — иногда говорил он Инне.

На ее зарплату прожить было невозможно. Вначале немного помогали родители, но отец, человек решительный, в один далеко не прекрасный вечер сказал, что все это порядком поднадоело: «Я не обязан кормить тунеядца».

Инна боялась, что материальные трудности могут охладить пылкого актера и он покинет ее. Это было бы трагедией — у нее еще не прошла первая влюбленность. Она одалживала у приятелей. Отнесла в комиссионку кое-что из старинных вещей, которые бережно хранила покойная бабушка. Даже в трудные военные годы бабушка сберегла то, что досталось ей от матери по наследству. Это были ни бог весть какие ценности, но все же...

Когда Инна появилась в комиссионке в четвертый или пятый раз, директор Борис Маркович меланхолично заметил:

— Я вам удивляюсь: такие девушки, как вы, не должны носить из дома, наоборот, им должны приносить...

К тому времени мечты о премьерах, гастролях и о роли умной спутницы таланта уже рассеялись, казались до смешного наивными. Любовь, если она и была, прошла, и один вид возлежащего на тахте мужа вызывал приступы ярости, сначала тихой, а потом все более громкой.

На туманные намеки Бориса Марковича Инна вначале никак не реагировала. А долги росли, вместе с ними росла и безнадежность. И однажды Инна постучалась в дверь его кабинета — решила показать старинную брошь, которую приемщица оценила в копейки.

Борису Марковичу было под сорок. Чтобы не возникало никаких недоразумений, он сразу же предупредил:

— Я женат, и у меня двое очаровательных детей. По природе своей я хороший семьянин, родственные чувства во мне очень развиты, но, знаете, иногда хочется отвлечься от всего. У художников это называется тягой к прекрасному, у нас, деловых людей, снятием стрессовых ситуаций, а вообще хорошо, когда можно приоткрыть форточку и проветрить сердце. От притока кислорода оно молодеет.

Терпение Инны лопнуло, и она без жалости и сожаления выгнала неудавшегося актера. Тем более что он не особенно сопротивлялся: подвернулось выгодное знакомство, женщина не первой свежести, но с хорошей квартирой и деньгами. Когда Инна потребовала, чтобы он убрался вместе со своим чемоданом, обещаниями и враньем, актер сыграл в духе модных итальянских фильмов. Он при Инне хладнокровно набрал номер телефона, нежно проворковал:

— Как ты себя чувствуешь, любимая, сегодня премерзкая погода, у тебя, не дай бог, не поднялось давление? — И только после этого сказал, почти натурально задыхаясь от волнения: — Я решился... Ты не возражаешь, если я переберусь к тебе, дорогая?

Выслушав ответ, он с пафосом воскликнул:

— Нет и нет! Я все взвесил! Только рядом с тобой я способен пробить себе дорогу! Твоя любовь дает мне крылья! Дорогая, все ясно, как и то, что эти минуты вселяют в меня новые надежды...

В эти минуты Инна уже вышвыривала его чемодан на лестничную площадку...

Актер ушел, не сказав даже «спасибо» на прощание. Так уходили герои пьес, в которых он играл.

Борис Маркович взял на себя текущие расходы, но оплатить прежние долги отказался:

— Миленькая, я всегда платил только за то, что приобретаю...