Николай Леонов - Искатель. 1972. Выпуск №3

— Пока она снимет сорочку и покажет нам далеко не совершенную грудь, можно будет подохнуть со скуки, — сказал кто-то по-русски.

Шурик обернулся, рядом стоял сухопарый плечистый мужчина и серьезно смотрел Шурику в лоб.

— Откуда вы знаете, что я русский? — спросил Шурик и поставил чашку с кофе на стойку.

— Я даже знаю, что ты легковес, — ответил мужчина, доставая из нагрудного кармана сигарету.

— У вас профессия такая — все знать? — спросил Шурик, решая, может ли он выпить воды или выдаст свое волнение.

— Примерно, — мужчина подвинул Шурику бокал с водой. — Выпей, Александр, коньяк-то тебе нельзя.

Шурик выпил воду и посмотрел мужчине в лицо, хотел уловить выражение. Но выражение на этом лице отсутствовало. Вообще. Нельзя сказать, чтобы маска, но не поймешь: скучно человеку или весело, злится или радуется. А смотрит в лоб, и ощущение как на ринге, когда невольно открылся и не знаешь, увидел противник или нет. Шурик снова взял бокал, не заметив, как барменша наполнила его, и выпил.

— За вес не боишься? — спросил мужчина и показал барменше на свою рюмку.

— Я всегда в весе, — ответил Шурик, и ему опять захотелось пить.

— Не то что Роберт, — мужчина выпил коньяк, и сунул в рот новую сигарету.

— Роберт тоже в весе, — Шурик увидел тонкий белый шрамик на брови незнакомца, потрогал его бицепс, прикинул рост и спросил: — Вы работали в полутяжелом?

— Давно. Как Москва?

— Хорошо. Спасибо.

В зале захлопали. Шурик невольно обернулся, но незнакомец взял его за руку.

— Пойдем отсюда. Скучища, — он бросил на стойку деньги и подтолкнул Шурика к двери.

Шурик послушно вышел, оделся, но на улице спохватился и решительно сказал:

— До свиданья, мне пора.

— Довезу, — мужчина открыл дверцу потрепанного «ситроена». — Ладно, только без детективных мыслей. Кому ты нужен, — он втолкнул Шурика в машину, сел сам и включил скорость. — Вернется Сажин из посольства, он тебе устроит.

— Вы из посольства? — испуганно спросил Шурик.

— Примерно, — мужчина положил локти на руль и смотрел прямо перед собой.

— Мне в гостиницу…

— Знаю, — перебил незнакомец, свернул в какой-то переулок и дал газ.

Шурик рванул боковую дверцу, но она не открылась.

— Только без бокса, мы в разных весовых категориях, — мужчина на большой скорости свернул направо и остановился у гостиницы. — Ты дома. Скажешь, что заблудился.

— Скажу, — Шурик дернул дверцу, и она открылась.

— Подожди, — мужчина сидел, навалившись на руль, и смотрел перед собой. — Как там Москва?

— Хорошо, — Шурик вышел из машины.

— Хорошо, говоришь? Я там родился, — мужчина улыбнулся, и лицо его стало вдруг обаятельным и добрым.

— Спасибо, — Шурик хотел захлопнуть дверцу, но мужчина его остановил.

— Подожди. По варьете шататься время есть, а с земляком поговорить, так торопишься.

Шурик остановился. Неудобно получается, человек довез, плохого не сделал. Шурик решил было договориться о встрече на завтра, но взглянул в лицо с тонкогубым захлопнутым ртом и прищуренными равнодушными глазами, и его что-то остановило.

— Приезжайте в Москву, земляк, там поговорим, — он захлопнул дверцу, бросился в подъезд и взлетел по лестнице.

Когда он осторожно открыл дверь своего номера, то столкнулся с Робертом, который сделал шаг навстречу, схватил его за пояс и бросил на кровать.

— Сопляк!

— Шурик, можно ложиться спать? — спросил Зигмунд, вставая с кресла и закрывая книгу, которую держал в руках. — Спокойно, Роберт! Нервы надо беречь для ринга.

— Какие нервы? — Роберт подошел к лежащему на кровати Шурику, но Зигмунд его перехватил. — Жеребенок! Сосун молочный! Миши нет, он бы с ума сошел! — Роберт пытался вырваться, но Зигмунд держал его крепко.

— Спать, спать! — Зигмунд вытолкнул Роберта из номера, взглянул на Шурика, пожал плечами и вышел.

Старый Петер кивнул контролеру и вошел в здание, где через час должна состояться товарищеская встреча: Бартен, США — Калныньш, СССР; афиша с этой надписью висела у дверей. Вальтер зря волновался, возврата билетов не было. Никакая реклама не могла убедить знатоков бокса, что Дерри серьезный противник для уже знаменитого американца. И замену Дерри на русского приняли одобрительно. Конечно, в любительском боксе меньше крови и азарта, но это с лихвой компенсировалось любопытством. Кто такой русский парень, рискнувший выйти на ринг против претендента?

Петер взял у мальчишки программку, правая ее сторона была заклеена фотографией русского, под которой написано, что он врач-хирург и указаны его возраст, вес и рост. Никаких титулов. Так настоял Сажин, а спорить Вальтер Лемке не рискнул. И так русские спасали его финансы и престиж. Петер отказался быть судьей, хотел взглянуть со стороны, русский ему нравился, но Дин Бартен настоящий боксер, тяжелый, но настоящий. Мальчику не выдержать. Тотализатор принимал семь к одному, но любителей ставить на русского почти не находилось.

— Десять к одному за Дина, — сказал Петеру подошедший букмекер, и в голосе его слышалась тоска и безнадежность.

Петер опустил руку в карман, и букмекер заволновался.

— Вообще-то ставки семь и восемь против одного, — быстро заговорил он, — но я принимаю десять.

Петер вынул все имеющиеся деньги, пересчитал их и положил в протянутую руку.

— Двести шиллингов на русского.

— Ты всегда был чудной, Визе. Или разбогател? — спросил букмекер, делая отметку в блокноте и пряча деньги.

Петер отстранил его и двинулся к раздевалкам. Он не верил в шансы русского, но отдал деньги, чтобы поколебать наглую самоуверенность тотошников. Сейчас поползет слух, что Петер Визе поставил против Бартена. Петер потер шишковатую голову и ухмыльнулся. Зарабатывать на людях, которые ломают друг другу суставы и ребра, последнее дело, но сегодня особый случай.

Старый боксер потоптался у входа в служебные помещения и не пошел туда. Все видено сотни раз — и усталое равнодушие ветеранов, и самоуверенность позирующих фаворитов, и волнение новичков, прячущих страх под вздрагивающей, соскальзывающей улыбкой. Петер вышел на улицу. Зря он пришел рано.

Из посольской машины с дипломатическим номером вышли Сажин, Кудашвили, рыженький легковес и противник Дина Бартена. Они о чем-то быстро говорили и прошли в здание через служебный ход. Петер взглянул на часы: оставалось пятьдесят минут. Бартен сейчас уже на столе у массажиста: Петер сжал кулаки. Тридцать с лишним лет назад он ехал сюда на встречу с Хельмутом, знал, что победить не дадут, но ехал. Петер шел вдоль ограды, и ее прутья казались рядом штурмовиков, которые в тот день опоясывали арену.