Виктор Смирнов - Приключения-1966

— Божьей милостью гнушаются люди, вон что, — твердит Лутак.

— На бога надейся, — сам не плошай, знаешь, Каленикович?

— С таким рассуждением скоро будешь жрать лягушек. Как французы.

— А с твоей, Штунда, заботой о рыбе скоро и без лягушек останешься, честное слово.

— За меня не убивайся.

— Очень ты мне нужен! Харитошу жалко. Хоть бы его ты не сбивал с пути.

— Харитон при чем тут?

— А кто инспектору неправильно сведения давал? Тоже во славу боженьки?

— Брехня! — возмущается Григорий Каленикович. — Химия была неправильная.

— Химия... Когда человек правильный, то химия не подведет.

— А! — машет рукой Григорий Каленикович. — С тобой не договоришься.

В это время из гаража выходит отец с мотором на плече.

— Клим, — говорит он, — помоги лодку к воде подтянуть. Мой напарник загулял сегодня.

— С нашим удовольствием, — сразу откликнулся Клим. — А как же на реке справитесь, Егор Павлович?

— Я Валерия взял, — говорит отец,

— И то дело, — одобряет Штанько. — Из него рыбак будет первый сорт.

— Не перехвалить бы...

Лодка за лодкой уходит по мерцающей дороге в лунную ночь, в неизвестность. Что принесет эта ночь рыбакам?

С полчаса едут молча. Давно уже не видны лодки рыбаков.

Мотор затихает сразу и для Валерия неожиданно.

— Греби на крыгу... — тихо приказывает отец. — Крепче...

Течение быстрое, и Валерий старается изо всех сил.

— Как будто в нужном месте пристали, — говорит отец, когда лодку уже втянули на лед. — Ты не выходи, а я проверю, крепок ли он. — И, взяв в каждую руку по жердине, отец осторожно, по-кошачьи, делает первые шаги.

Валерий хочет сказать, что лучше бы он пошел на разведку, но знает, что отец во время лова не терпит, когда ему перечат, и молча, напряженно следит за продвигающейся вперед высокой фигурой. Наконец Егор Павлович возвращается.

— Как будто в порядке, — говорит он. — Но осторожность требуется. А то искупаться сейчас — брр!..

Егор Павлович снова проверяет, крепко ли стоят лодка, взваливает на плечо сеть и берет тычки.

— Возьми лом, — приказывает он сыну, — и сохар.

Валерий идет следом за отцом, стараясь не поскользнуться, и — странное дело — ему кажется, что лед будто прогибается под ним, словно дышит. Ему чудится, что он слышит даже тихое журчание воды. «А что, если обломится? — думает Валерий. — Что, если начнется ледоход?»

Но вот отец уже выбрал место для ставк а , и Валерий помогает рубить лед. Работа не легкая — сделать в толще льда прорубь по длине ятеря. Ледяные осколки взлетают из-под лома фонтаном и больно жалят лицо и руки. Уже через минуту Валерий хочет скинуть телогрейку, но отец строго приказывает:

— Не балуй!

Жарко, хотя стоишь на льду. Валерий сдвигает шапку на затылок, рукавицей смахивает пот со лба и опять колет. И в эти минуты он уже не думает, что с часу на час может начаться ледоход. Теперь все его мысли о том, как бы скорей пробиться к воде. И тут лом проваливается. Так неожиданно, что Валерий с трудом удерживается на ногах. Можно было и совсем его упустить! Однако отец как будто не заметил промашки. Или делает вид, что не заметил.

Наконец ятерь топится под лед, только сетевые крылья остаются в ставк е . Отец с помощью Валерки надевает на крылья тычки, разводит по ширине ставк а и закрепляет на дне.

— Устал? — добродушно спрашивает Егор Павлович. — Теперь и отдохнуть можно.

Он присаживается на корточки и закуривает, а Валерий таким же манером опускается рядом, смотрит на огонек сигареты и неожиданно говорит:

— Послушай, это правда, что баптистам по их вере нельзя брать в руки ружье?

— Почему тебя это интересует?

— Григорий Каленикович ведь баптист, а я видел его на Ондатровом острове с ружьем.

— А ты как попал туда? — удивился отец.

Озеро, в котором водится драгоценная ондатра, довольно далеко от села, в заповеднике, раскинувшемся на сотни гектаров за селом.

— В воскресенье ходил с Катей Сивковой на лыжах, — смущенно объясняет Валерий.

— Так. Что ж он делал, Григорий Каленикович?

— Ничего. Стоял и что-то высматривал. Потом свернул на кордон к Андрею Потапычу. Я проследил. Но он меня не видел.

Егор Павлович вспоминает наблюдателя Андрея Потаповича: нелюдимый человек.

— А Катя где была?

— Катя за оленем пошла. Знаешь, в заповедник оленей привезли.

— Знаю. Катя, значит, не видела Григория Калениковича?

— Нет, я один.

— Может, ружье не его, а наблюдателя?

— А что ему делать с ружьем в заповеднике, даже если оно Андрея Потапыча?

— Но Лутак не стрелял?

— Нет.

— Ты кому-нибудь говорил, что видел?

— Кате рассказал. Но мы решили никому не говорить. Только тебе.

— И никому не говори, слышишь? Никому. Не пойман — не вор, знаешь такую пословицу...

— Знаю. А все-таки как же сходится это с его верой? Ведь баптистам вроде их вера запрещает держать ружья. Штунда, говорят, даже на войну из-за этого не пошел. Это правда?

— Мало ли что говорят...

Валерий задумывается. Он думает о Лутаке. Что ж это за человек, который не пошел на войну, дезертировал, когда весь народ поднялся против врага? Это не укладывается в сознании.

По тому, как отец нахмурил густые брови, Валерки догадывается, что история с ружьем чем-то его обеспокоила. Действительно, Егор Павлович тоже думал о Лутаке. Он появился в селе сразу после войны. Было известно, что он баптист, даже как будто казначей секты. Каждую субботу ездит в соседнее село на сборища сектантов, живет замкнуто, отчужденно. Но рыбак первоклассный. Григорий Каленикович никогда не возвратится после лова с пустой засекой. А теперь эта история с ружьем на Ондатровом озере...

Дважды Егор Павлович с Валеркой вытаскивают ятерь, и верейка почти доверху наполняется рыбой. Егор Павлович забрасывает сети в третий раз и, подняв тяжелую корзину на плечо, собирается отнести ее в лодку, когда ночную тишину разрывает нарастающее татаканье мотора.

— «Москвич», — определяет Валерий.

Он по слуху узнает не только марку мотора, но может даже сказать, с чьей он лодки.

— Григория Калениковича, — говорит Валерий.

— Точно, — подтверждает отец. И удивляется: — Чего это он так скоро?

Татаканье мотора нарушает очарование лунной ночи, вносит беспокойство и вызывает тревогу,

— Ничего не понимаю... — бормочет отец. — Как будто рано...

Мотор затихает, и в лодке кто-то поднимается. При свете луны трудно разглядеть лица, но ясно видно, что один из рыбаков — человек крупный, а другой — тоненький, мальчишеского роста, и теперь, даже не узнав лодку по мотору, Валерий и Егор Павлович сразу сказали бы, что это Лутак и его напарник — Вьюн.

— Зарится на чужие места, — насмешливо говорит отец. — Чужой пирог кажется слаще. Жадность человеческая...