Владимир Монастырев - Искатель. 1974. Выпуск №6

Гурам повел гостей в церковь. Она удивляла прежде всего своим размером: в ней едва могли разместиться двадцать человек. За алтарной преградой маленькое возвышение, там какие-то ящики, деревянные иконы. Тесно, нечисто, неряшливо.

Но вот глаза привыкли к царившему здесь полумраку, и Андрей Аверьянович разглядел над алтарем, на стенах и на потолке фрески. Сюжеты были традиционны: жития и лики святых на стенах и потолке, но сами эти лики и накал страстей выламывались из византийской иконописной традиции.

Все время, пока они рассматривали роспись, в углу, возле колонны алтарной преграды, стоял хранитель ключей, пожилой человек в серой куртке. Он не сводил с посетителей глаз. Но вот хранитель повернул голову, Андрей Аверьянович увидел его профиль и едва не дернул за рукав стоявшего рядом Валентина Федоровича, чтобы поделиться открытием: Иоанн Предтеча над алтарем был до удивления похож на хранителя ключей. Воображение без всякого усилия перенесло Андрея Аверьяновича на восемь веков назад, исчез старый хлам из углов церкви, выстроились деревянные леса, а на них, широко расставив ноги, стоял человек с лицом неистового Спаса, мощно и уверенно писал он по влажной штукатурке сочными и яркими красками, которые не потускнеют и через сотни лет…

— Я не специалист, но мне кажется, фрескам этим цены нет, — вздохнул Андрей Аверьянович, — а они в углах вон уже осыпаются, подзакоптились. И под замком такую красоту держите, ее надо людям показывать…

— Добиваемся, — ответил Гурам.

— В районном центре есть отличный музей, — сказал Васо, — надо, видимо, церкви с росписями Тевдоре делать его филиалами. Вот эта, например, уже начала разрушаться от времени. Гурам на свой страх и риск, не ожидая вознаграждения, восстановил колокольню. Идемте посмотрим.

Вышли во двор. Посмотрев на башенку звонницы, Андрей Аверьянович обратил внимание, что камень, из которого она сложена, чуть светлее основной, старой кладки. Он подошел к ограде и заглянул за нее. Далеко внизу тонким ручейком вилась река, работал Гурам над этим головокружительным обрывом. Как он тут устраивался?

Васо словно бы подслушал мысли Андрея Аверьяновича. Пояснил:

— Никаких лесов он тут не строил, в случае нужды зависал в самодельной люльке над пропастью. Когда покрыл крышу, закрепил веревку так, чтобы ее можно было сдернуть, и спустился во двор. Тут народ собирался — смотрели.

— Если не возражаешь, — сказал Фидо Гураму, — поедем к тебе обедать.

— Пожалуйста, — ответил Гурам, — только я не ждал гостей, надо было заранее предупредить.

— Не волнуйся, — вмешался Васо, — Николоз дал нам в дорогу столько, что хватит на два обеда. За тобой лепешки, зелень и экскурсия по твоему необыкновенному дому.

Еще полтора часа езды по лесной дороге, тряской, неровной, через пни и рытвины, и «газик» въехал в селение, прилепившееся к склону над мутной, неласковой речкой. Машина остановилась у длинного строения, примыкающего к башне с провалившейся крышей. Замка на двери не было, замочные кольца связаны мягкой проволокой. Гурам снял ее и толкнул широкую дверь.

— Прошу вас, входите.

Большая прихожая была еще не отделана, только обиты дранкой стены, настлан пол. Лестница наверх, лестница вниз. Слева кусок скалы, которую хозяин, видимо, решил ничем не маскировать.

Спустились в комнату, которая служила Гураму кухней, столовой, спальней и кабинетом: на широком подоконнике книги, в углу узкая койка, застеленная солдатским одеялом, стол под серенькой клеенкой, железная печка и водопроводная труба, из которой непрерывно лилась тугая струя воды и уходила по желобу под пол.

— Это я из родника провел, — пояснил Гурам, перехватив взгляд Андрея Аверьяновича.

Пока гости осматривались, Гурам затопил печь, достал с полки таз с тестом и принялся раскатывать лепешки. И пек их тут же, на разогревшейся железной печке, делая это ловко и привычно.

— Пойдемте, посмотрим дом с фасада, — пригласил Васо.

Они спустились во дворик, обнесенный плавно загибавшейся каменной стеной, через калитку с чугунной, фигурного литья дверью, вышли на улицу, куда дом смотрел трехэтажным фасадом. Это был не дом, а дворец, с лоджиями и балконами, со строгим орнаментом над высокими окнами. Что-то было в нем от изысканной архитектуры средневековой Грузии и от суровой архитектуры боевых башен, которые строили давние предки Гурама. Но это смешение стилей не вызывало протеста, вкус и талант автора и строителя создали своеобразное сооружение, цельное, красивое, с чувством достоинства.

За двориком, укрепленная высокой каменной стеной, была обширная площадка с молодыми фруктовыми деревьями.

— Висячий сад, — пояснил Фидо. — Там был крутой склон и овраг. Гурам засыпал его землей, которую вынимал, строя дом.

— Я, кажется, разучусь здесь удивляться, — Андрей Аверьянович подошел к стене, потрогал ее руками. — Сначала я думал, что это тесаный камень, а он, оказывается, так подобран и пригнан, что кажется тесаным.

— Это уже традиция, у нас умеют обращаться с камнем.

Вернулись в дом. На столе возвышалась горка свежих лепешек, в двух больших тарелках лежали сыр и зеленая, с росными каплями, трава, в миске желтел варенец, который здесь называется мацони.

В этой спартанской горнице, под журчание родниковой воды обед показался Андрею Аверьяновичу удивительно вкусным. Он с любопытством поглядывал на Гурама. Тот ел мало: кусочек лепешки, ломтик сыра и пучок травы. Видно было, что этот человек привык себя ограничивать во всем и не испытывал от этого неудобств.

— Все, что мы здесь видели, — спросил Андрей Аверьянович, — вы сделали один?

— Да, — ответил Гурам.

— Как же вы все успеваете?

— Я мало сплю, — улыбнулся Гурам своей застенчивой улыбкой.

В народе есть такие мастера, бескорыстные, одержимые. Работой своей и жизнью они дарят людям радость, и Андрей Аверьянович испытал радость от того, что узнал Гурама.

Следователь Чиквани, не проронивший ни слова с того момента, как вошли они в дом, наконец подал голос. Спросил:

— Скажи, Гурам, ты когда в последний раз видел Давида Шахриани?

— Его же убили, Давида.

— Как ты думаешь, кто его убил?

— Не знаю, — ответил Гурам. — Убить человека — это все равно, что убить себя. Я не знаю, кто у нас способен на такое.

— Подозревают Алмацкира Годиа, ты же слышал? — сказал Васо.

— Да, я слышал.

— И что ты на этот счет думаешь?

— Я не верю, что Алик способен убить человека.

— Мог случайно, сгоряча, в драке, — пояснил Чиквани.

— Он признался?

— Нет.

— Тогда он не убивал.

— Ты не ответил на вопрос, — вздохнул следователь Чиквани, — когда в последний раз видел Давида?

— Давно видел, еще зимой.