Сергей Наумов - Искатель. 1977. Выпуск №1

— Конечно, — кивнул Аким Ксенофонтович. — Сегодня Тобор не тот, что вчера.

— Но ведь не все изменения обязаны происходить в лучшую сторону? Что-то может и ухудшиться у Тобора, верно?

Академик с интересом посмотрел на альпиниста.

— А что вы, собственно, имеете в виду, Константин Дмитриевич? — спросил он, тоже невольно понижая голос и заражаясь волнением собеседника.

— Послушайте, Аким Ксенофонтович… — Альпинист от волнения едва не произнес «Аксен» — так называли академика между собой молодые ученые института, с которыми альпинист успел сдружиться. Их привычку, кстати, прочно унаследовал и Тобор. — Я провел с Тобором наедине немало часов, немало тревожных дней….. И в горах нашей планеты, и в лунных кратерах и цирках.

— Знаю.

— Порой нам приходилось несладко, очень несладко, — продолжал он. — Бывало и так, что оказывались на краю гибели. Что поделаешь, без этого нет профессии скалолаза.

— Я каждый раз самым внимательным образом знакомился с вашими отчетами, Костя, и помню их. Они, между прочим, немало помогли нашим воспитателям и инженерам, в них много ценных наблюдений над природой белкового. Но что же дальше? — спросил он, видя, что альпинист замешкался.

— Так вот, каждый раз в подобной сложной ситуации Тобор неизменно проявлял… ну, бесстрашие, что ли, если говорить нашим, человеческим языком. Полное отсутствие трусости.

— Инстинкта самосохранения, — машинально поправил Аким Ксенофонтович, с возрастающим вниманием прислушиваясь к сбивчивому шепоту Кости. — Этот инстинкт у него есть, конечно, но только в необходимых пределах. Иначе Тобор погиб бы в первом же серьезном испытании.

— Пусть будет инстинкт самосохранения, — торопливо согласился альпинист. — Дело не в терминах, в существе… Тобор, когда нужно было, ни мгновения не раздумывая, бесстрашно прыгал через каньоны, смело спускался в пропасти, на пики поднимался, да какие!.. Да и мне, сами знаете, жизнь однажды спас с риском для собственной… А теперь вот… Я не умею точно сказать, я не ученый… — Он кивнул на табло времени, на котором число штрафных очков продолжало расти, и выпалил: — Может, это у Тобора трусость вдруг прорезалась?

— Трусость? — переспросил Петрашевский.

— Ну да. Боязнь погибнуть. Может, испугался вдруг? Совершенствуется же!..

— Нет, это не трусость, Костя, — после продолжительной паузы задумчиво произнес Аким Ксенофонтович, покачав головой. — Я и сам успел подумать об этом, когда Тобор преодолевал метеоритную полосу. Не трусость, не осторожность, не боязнь, не инстинкт самосохранения… Тут что-то другое.

— Так что же?

Петрашевский развел руками.

— Ума не приложу, — признался он. — Ничего подобного с Тобором прежде не бывало. Ведь перед самым экзаменом Тобору устроили генеральный прогон всего испытательного цикла. И он прошел его, батенька мой, великолепно.

— Знаю, Тобор более чем на четыре часа опередил расчетное время.

Некоторое время оба молчали, глядя на экран.

— А знаете, Константин Дмитриевич, из вас мог бы получиться неплохой ученый, — неожиданно оживился Петрашевский.

— Ну, что вы, Акс… Аким Ксенофонтович, — быстро поправился альпинист.

— Серьезно. Я начал давно присматриваться к вам. Еще три года назад, когда мы пригласили вас, чтобы выработать у Тобора технику скалолазания. Вы очень проницательный молодой человек. У вас, батенька, аналитический склад ума, а это не так часто встречается…

— Мое дело — горы, — пробормотал Костя, несколько сбитый с толку поворотом разговора.

Петрашевский улыбнулся:

— Горы без вас обойдутся.

— Они-то без меня — да, но не я без них…

— Вот что, голубчик, — решительно сказал Петрашевский. — Переходите-ка вы к нам, в ИСС. У нас, после того, как запустим этого красавца в серию, — кивнул он в сторону экрана, — работы ой сколько будет.

Альпинист покосился на собеседника: не смеется ли тот над ним?

— Ну какой из меня ученый, Аким Ксенофонтович? — проговорил он. — Да я себя тут, в зале, каким-то инородным толом чувствую, честное слово.

— И зря.

— Я со школьной математикой все время не в ладах был, — выложил альпинист.

— Не в математике дело. Знания — дело наживное. Главное — умение правильно мыслить. Вы, Костя, прямо-таки генератор идей. Такие люди нужны институту как воздух, — заключил Аким Ксенофонтович.

Между тем испытание продолжалось. Тобор преодолевал километр за километром, хотя ему сильно мешал не на шутку разыгравшийся ураган.

Кто-то из ученых заметил, что на этом участке Тобору сподручнее было бы перемещаться на гусеничном ходу. Реплика сыграла роль спички, поднесенной к сухому валежнику: в зале тотчас разгорелся спор.

Точнее сказать, то был отголосок и продолжение давних споров, которые, единожды начавшись, не затихали никогда. Они возникли, когда обсуждался вопрос, как должен перемещаться в пространстве Тобор, который только что покинул «материнское лоно» — камеру белкового синтеза.

Одни предлагали поставить Тобора на гусеницы, другие — на колесную площадку. Академик Петрашевский, бессменный координатор гигантского проекта «Тобор», выслушал всех и сказал:

— Шаги, шаги и только шаги! Бег — пожалуйста! Прыжки — превосходно! Природа за миллионы лет эволюции не придумала колеса, и это неспроста. Будущее — за шагающими и прыгающими механизмами…

Суровцеву припомнилось, как четыре года назад он переступил порог Института Самоорганизующихся Систем. Юный бионик только что окончил биологический факультет МГУ и получил — жутко ему повезло, просто сказочно, весь курс завидовал! — назначение в Зеленый городок.

Тогда споры о способе передвижения Тобора были в самом разгаре, и Иван без оглядки ринулся в них.

— К чему вообще Тобору ползать по земле? — сказал он однажды, когда Аким Ксенофонтович вошел в лабораторию. — Дадим ему крылья — пусть летает! Разве это сложно?

— Несложно, — согласился академик.

— Двигательный аппарат птицы давно промоделирован.

— И это верно, — охотно согласился Петрашевский и продолжал: — К этому нужно добавить, коллега, что наши белковые неплохо ориентируются в пространстве. Тем более белковый такого класса, как Тобор. Но прежде мы должны научить его перемещаться по земле, да так, чтобы любая преграда была ему нипочем. Без такого умения пользы от нашего Тобора будет на грош — что на Земле, что в космическом поиске.

— Пролететь проще, чем пройти.

— Не всегда, — улыбнулся Аким Ксенофонтович. — Кроме того, некоторые планеты, которые предстоит осваивать, лишены атмосферы. Тогда как прикажете?

— Срастить модель с реактивным двигателем.

— Представьте, мы тоже думали об этом. Часть серии мы снабдим двигателями, часть — крыльями. Но это все потом, потом… — махнул рукой Петрашевский. — Самое трудное — научиться ходить, прыгать.