Сергей Наумов - Искатель. 1977. Выпуск №1

— А как Тобор расправился с установкой для ядерного синтеза? — добавил Суровцев. — Он на ней добрых двести очков сбросил.

— Не спорю. Однако в звездной экспедиции Тобору предстоит решать не только логические головоломки, не только задачи на сообразительность.

Помолчали.

— А вулкан, через который Тобор перепрыгнул? — выложил Петрашевский главный козырь.

— Насчет вулкана разговор особый, Аким Ксенофонтович, — сказал Коновницын. — Прыжок с грузом был великолепным, признаю. И знаю, что тут главная заслуга принадлежит вам, академик.

— Не о том речь…

— Именно о том. Это была великолепная идея — насытить память белкового полной информацией о прыжках древних атлетов с тем, чтобы он в критических условиях поискал решение, которое нам самим неизвестно!.. Но согласитесь, товарищи, — продолжал Коновницын, апеллируя к Петрашевскому и Суровцеву одновременно. — Тобор сегодня перепрыгнул пропасть опять-таки благодаря смекалке, а не силе собственных мышц. Признаю, Тобор попутно сделал большое открытие — он показал нам, людям, как прыгали с грузом древние легкоатлеты. Это для наших спортсменов — ценный, а лучше сказать, бесценный подарок…

«Хочет пилюлю подсластить», — невесело подумал Суровцев.

— Кстати, у меня попутный вопрос к вам, как руководителям ИСС, — сказал Коновницын. — Вот вы говорили о генеральном прогоне Тобора накануне экзамена.

— Да? — вскинул голову Петрашевский, не понимая, с какой стороны ждать подвоха.

— Прыжок через пропасть входил в прогон?

— Да.

— Пропасть была такая же, как сегодня?

— Даже пошире.

— И Тобор одолел ее?

— Да. В обычном прыжке, — обрадовался Петрашевский. Я же говорю, Сергей Сергеевич, что Тобору по силам…

— Минуточку, — жестом остановил его Коновницын. — Дело-то оборачивается против вас. Тобор на предварительном прогоне без груза ведь прыгал?

— Без груза, — подтвердил Суровцев.

— Вот мы и подошли к главному, — сказал Коновницын. — Кому нужен аппарат, который не обладает надежностью? Кому нужна машина, которая сегодня ходит отлично, а завтра буксует в первой попавшейся канаве?

— Но сегодняшний прыжок Тобора… — начал Иван.

— Войдет во все учебники легкой атлетики, — раздраженно закончил Коновницын. — И все равно прыжок Тобора с грузом — частное решение задачи, хотя и остроумное. А мы должны быть уверены, что он в состоянии решать общие задачи. Причем решать с запасом надежности, без проколов. Вот этой уверенности у комиссии, увы, нет. Поэтому мы предлагаем прекратить испытания Тобора.

После паузы председатель Государственной приемной комиссии добавил:

— Нельзя рисковать Тобором.

За поворотом аллеи показалось здание гостиницы-подсолнуха. Огромный выпуклый диск ее, в котором располагались номера для приезжих, был обращен на запад, в сторону нырнувшего за горизонт солнца.

Они остановились перед гостиницей.

— Мы выясним, Сергей Сергеевич, что сегодня приключилось с Тобором, — сказал Петрашевский.

— Не сомневаюсь, — ответил Коновницын. — Но для этого нужно время.

— Попробуем за ночь справиться, — вступил в разговор Суровцев.

Коновницын пожал плечами:

— Несерьезно, товарищи. Ведь система Тобор доводилась, воспитывалась годами. Так что едва ли здесь поможет кавалерийский наскок. Исправление Тобора, Иван Васильевич, может продлиться не один месяц. Короче, завтрашнее испытание Тобора отменяется…

Петрашевский осведомился:

— Это мнение комиссии?

— Увы, да, Аким Ксенофонтович, — вздохнул Коновницын. — Я успел еще в зале перемолвиться с товарищами, и общая точка зрения ясна. Официальное решение комиссии мы вам вручим завтра, пусть люди пока отдохнут.

Суровцев и Петрашевский дождались, пока на гостиничном диске не вспыхнуло единственное окно, остававшееся темным и молча пошли по аллее.

— Непохоже, чтобы люди отдыхали, — сказал Суровцев, — Во всех домах горит свет.

— Кому сейчас до отдыха? — ответил Петрашевский.

— Я все время пытаюсь осознать: что же произошло с Тобором, Аким Ксенофонтович? Мы ведь каждую клеточку его знаем…

— Выходит, не знаем.

— И все-таки я чувствую: разгадка где-то на поверхности, — сказал Суровцев.

Они подошли к домику, который заняли вдвоем на время испытаний Тобора. Маленький двухкомнатный виниловый коттедж располагался на окраине городка, сразу за ним начиналась тайга.

— Ну что ж, все материалы по Тобору у нас с собой, — сказал Аким Ксенофонтович. — До утра остается несколько часов, чтобы попытать счастья. А вам советую соснуть хоть немного, Ваня.

— Пройдусь немного, — решил Суровцев. — Тайгой осенней подышу.

— На ночь глядя?

— Именно на ночь глядя.

— Домой-то звонили?

— Нет.

— Зря.

— Жена спросит, как идут испытания, а что я ей скажу? — вздохнул Суровцев. — Подожду до утра. Авось что-то изменится…

— Оптимист, — покачал головой Петрашевский. — Оптимизм — самая ценная черта молодости. К сожалению, он проходит… вместе с молодостью.

— Вы сами займетесь схемами Тобора?

— Сам, — сказал Петрашевский. — Грешно отрывать людей от отдыха. Эти сутки выжали из них все. Да и… смысла особого не вижу, — добавил он негромко.

Светящаяся дорожка скоро кончилась. В глубь тайги вела робкая, почти неприметная тропинка. Вскоре Иван потерял ее и двинулся напролом, продираясь сквозь кусты.

Спелые звезды висели низко, над самыми макушками кедрачей, загадочно мерцая.

Стояло новолуние, тьма в лесу сгустилась, стала почти осязаемой.

Из-под ног с пронзительным криком выпорхнула ночная птица. Иван вздрогнул и остановился. «Куда же это я забрался?» — подумал он. В сознание разом ворвались ночные шорохи, запахи. Упоенно шелестели не успевшие опасть листья.

Суровцев зябко передернул плечами, глянул на светящийся циферблат часов: было половина второго! Напряжение дня понемногу спадало, он двигался теперь совсем медленно и подумал, что похож на Тобора в конце испытаний.

Почва пошла под уклон, потянуло сыростью. «Речка», — догадался Иван. Тысячу раз пролетал он над этой речушкой, направляясь из дому в институт и обратно, но только сейчас вот довелось подойти к ней.

Берег был топким. Тоненький, едва прорезавшийся серп молодой луны пролил неверный свет на торопливые волны. Они напомнили Суровцеву огненную магму, колыхавшуюся на дне кратера, через который предстояло перепрыгнуть Тобору. И ведь перепрыгнул же черт побери. Да еще как! Стоп, кажется, он опять начинает заводиться.

Иван долго стоял, прислушиваясь к плеску реки. Ему вдруг ужасно захотелось искупаться. От поймы к речке вел довольно крутой спуск. Суровцев двинулся вниз, придерживаясь за ветви. Он небрежно сбросил одежду и шагнул в темноту. Холодная вода обожгла кожу. Речка оказалась не такой уж маленькой, как казалась сверху. Во всяком случае, было где поплавать.