Николай Коротеев - Искатель. 1977. Выпуск №5

Разумеется, ничего принципиально невозможного в ее рассказе нет. Просто… Просто все это слишком хорошо укладывается в его собственные гипотезы. А полная ясность в науке — вещь коварная. Она может обернуться голой предвзятостью — когда ученый видит в явлении только то, что хочет видеть. Взять хотя бы этот храм… Ребята облазили весь остров и все дно вокруг — никаких намеков на окна и подводный ход нет. Не хочется пока говорить об этом Нине, но похоже, что храм ей примерещился.

С другой стороны, совсем уже невероятные «чудеса» с белым фонтаном и ожившими маками произошли у него на глазах, а никакого правдоподобного объяснения этому нет.

И Уисса нет. Если Нина ничего не напутала, Пану уже вряд ли придется беседовать с дельфинами.

Но сдаваться рано. Надо все еще раз проверить, надо как можно чище отмыть золото от песка, чтобы другим не пришлось начинать с нуля. Даже эта неудавшаяся экспедиция дала много — пусть пока не открытий, а только направлений поиска — для самых разных наук: историкам — об истоках религиозных культов Крита и Киклад, психобиологам — о возможностях гармонии, физиологам — о проблеме звуковидения…

А если бы экспедиция удалась полностью?

Пан встал с тахты. Голова еще немного кружилась, под лопаткой покалывало, но приступ прошел. Можно снова работать. Надо работать.

Сейчас самое главное — разобраться вот в этой пленке. Вчера Нина сняла в лазарете энцелокинограмму зрительной памяти. Это, к сожалению, не лента видеомагнитофона, но все-таки документ, из которого можно вытрясти крупицы истины, если хорошо повозиться. Не очень удобно копаться в чужих воспоминаниях и снах, но что поделаешь. Нина сама настояла на съемке. А для такой съемки нужно не только мужество, но и чистая совесть человека, которому нечего скрывать от других!

Пан сел было за проектор, но над дверью заливисто залопотал звонок.

Карагодский вошел, сияя очками, торжественный и суровый.

— Извините, Иван Сергеевич, за вторжение, но нам необходимо побеседовать совершенно конфиденциально. Обстоятельства складываются так, что я вынужден принять кое-какие меры. Я хотел бы предварительно согласовать их с вами. Хотя бы для того, чтобы у нас не возникло никаких недоразумений.

Пан сузил глаза, В последнее время он начал испытывать к академику если не расположение, то уважение. Из-под маски всезнающего метра снова выглянул любопытный Венька — а молодость не возвращается зря. Академик стал задумываться и примечать: любопытная мыслишка о связи точек для иглоукалывания с пента-волной…

Но сейчас Карагодский ему не понравился.

— Я вас слушаю, Вениамин Лазаревич.

— Вы смотрели энцелокинограмму Нины Васильевны?

— Да, смотрел.

— И что вы скажете по этому поводу?

Пан пожал плечами, слегка удивленный:

— Пока, наверное, ничего не скажу. Ее надо расшифровать. И разумеется, с помощью самой Нины. Во всяком случае, это очень ценный документ.

— Ценный документ? Пожалуй, вы правы, — Карагодскии хмыкнул, — Только расшифровывать там нечего. Я только что просмотрел все с начала до конца. Нина Васильевна тяжело больна.

— Что-что?

— Да. Я смею утверждать, что вся эта пленка — запись типичного параноического бреда, вызванного глубоким психическим потрясением и постоянной близостью дельфина. Именно вы, Иван Сергеевич, довели ее до такого состояния — вашими сумасбродными теориями, всякими пента-сеансами и прочей чепухой. Вы толкнули ее на опрометчивый поступок, едва не закончившийся трагедией, и даже сейчас после всего вы продолжаете потакать ее галлюцинациям вместо необходимого лечения, чем усугубляете и без того тяжелое состояние…

— Послушайте, что за чушь вы несете?

— Чушь?

Карагодский медленно залился краской, сунул руку в карман и, потрясая бумагой перед лицом Пана, закричал неожиданным фальцетом:

— Данной мне властью я запрещаю вам продолжать опыты! Слышите! Запрещаю!

— Простите, — Пан пружинисто встал перед Карагодским. — Простите, Вениамин Лазаревич, я вас не понимаю. Вы говорите не на том языке. Вы говорите на языке давно умершем и, как я думаю, давно позабытом. Этот язык изобрели мелкие хищники, которые пытались превратить науку в услужливую домработницу. Нет этих хищников, они давно вымерли, их трупы сгнили на мусорной свалке истории — только вот язык нет-нет да и оживает. «Данной мне властью…» Какой властью? Кто вам ее дал?

— Я говорил с Москвой. Я описал цель и направление вашей работы, суть и значение ваших «экспериментов» с ваших же собственных слов. Вот радиограмма… «В связи с чрезвычайными обстоятельствами… временно прервать исследования по программе профессора Панфилова… научно-исследовательское судно «Дельфин», аппаратуру и подопытного дельфина по кличке Уисс передать в распоряжение академика Карагодского… всем научным работникам всемерно помогать выполнению программы академика Карагодского…»

— Ясно. Сдавать, значит, по инвентарной описи: «кресла мягкие — две штуки, дельфин по кличке Уисс — одна штука, профессор Панфилов — один…» А что за чрезвычайные обстоятельства, можно поинтересоваться?

— Можно. Дельфины в последние дни повсеместно отказываются загонять рыбу, покидают ШОДы в массовом порядке. Дельфиньи стада уходят от берегов в открытое море. Государственный план по отлову морской и океанической рыбы под угрозой срыва. На ноги поднят весь аппарат Д-Центра. Это результаты ваших экспериментов, — добавил Карагодский, значительно понизив голос, — Моя задача — как можно скорее принять конкретные меры…

А Пан забыл о споре, гнев слетел с него, как шелуха: он замаячил по привычному маршруту между тахтой, столом и дверью, бормоча:

— Даже так… Это уже серьезно… Хотя и следовало пред полагать…

— Я жду, Иван Сергеевич, — процедил Карагодский, поджав губы.

— Чего? Чего вы ждете? Объяснения причин? Да они перед вами как на ладони, причины эти, вы их только не хотите принимать. Представьте на минуту себя дельфином в вашем собственном ШОДе, где вас, академика, какие-то существа учат гонять рыбу — и только. Сначала вам будет даже забавно, а потом — потом захочется настоящего дела. И еще поройтесь в памяти — не произошло ли за прошлые дни чего-либо из ряда вон выходящего?

— Стрельба в Атлантике?

— Когда надо, вы удивительно догадливы. Что вы будете делать на месте дельфина, если вдруг выясните, что сотрудничество с человеком не только скучно, но и смертельно опасно?

— Довольно. Надо действовать — и незамедлительно. От нас ждут реальной помощи. Я пришел поставить вас в известность, что с сегодняшнего дня я вступаю в права руководителя экспедиции… Если вы не согласны…

— Согласен. Вступайте. Передаю вам корабль, аппаратуру, себя, своих сотрудников… Одна тут закавыка… Не знаю, под каким номером числится этот предмет в вашей инвентарной книге — «дельфин по кличке Уисс» — так вот вышеназванный дельфин исчез. В неизвестном направлении. И судя по всему, вряд ли сюда возвратится.