Николай Поночевский - Искатель. 1977. Выпуск №6

— Твой внук красивый?

— Посмотри — узнаешь! Далась только тебе его краса… Чай, он не девка.

— Ладно. Стойте здесь!

Овсепян вошел в коридор. Дед проводил его недобрым взглядом.

— Кто там? — донесся из спальни спокойный голос атаманши.

— Я к тебе как к атаману…

— Говори!

— Ночью одного красного поймали. Доглядывал. Прикажешь привести на допрос?

Зойка невольно ойкнула, испуганно прикрыла рот ладонью. Широко раскрытыми глазами посмотрела на сидящего у открытого окна Волоха: в свадебной суматохе она совсем забыла выполнить поручение Ильи.

Лена сидела на табуретке у стоящего на столике зеркала и с помощью Зойки заплетала волосы в две женских косы и крепко укладывала их на затылке, чтоб не растрепались под папахой. Услышав про красного лазутчика, невольно взглянула в сторону мужа. С минуту пристально всматривалась в его лицо, ожидая увидеть какие-нибудь признаки замешательства. Сергей заметил ее внимание и равнодушно отвернулся к окну.

— Еще ничего от него не узнали? — спросила атаманша, не сводя глаз с Волоха.

— Нет! Только имя да фамилию, да и то его дед сказал.

— Какой дед?

— Как какой? Родной… Он здешний.

— Так это дед его выдал? — продолжала спрашивать она, заметив, как напрягся Сергей.

— Он.

— Что ж, веди…

Хлопнула дверь.

— Сергей, ты на допросе будешь?

Волох, чувствуя ее скрытый интерес, ответил как мог беспечнее:

— Посмотреть можно. Сроду не видал ничего такого.

— Ну, ну… посмотри. — Она вышла из спальни и уже из комнаты позвала: — Иди сюда, допрашивать здесь будем… Зойка, марш отсюда!

Девушка проворно шмыгнула к Волоху и быстро зашептала ему в ухо:

— Это какой-то Илья! Он велел передать, что Федька ушел…

Сергей благодарно кивнул.

Выбежав на веранду, Зойка увидела, как несколько казаков вели сквозь толпу гуляющих невысокого мужчину. Она обратила внимание на глубокий шрам, пересекающий лицо пленника от щеки по подбородка. Веселье стихло. Все смотрели на пленника.

— Братцы! — вдруг крикнул кто-то. — Да это же Илгоха Горбунов!

— Здорово, станичники! — весело приветствовал Горбунов своих знакомых.

Жители Глинной хорошо помнили веселого и озорного внука Горбуновых. Многим он насолил своими проказами. Много свадеб было справлено при его шумном участии. Многие часто вспоминали задиру и весельчака Илгоху добрым словом.

Станичники загалдели, затолкались, чтобы получше рассмотреть пленного земляка.

— Ты чо, Илья, у красных?

— Как эт тебя угораздило?

На веранду вылетела попадья, увидела поднимающегося по лестнице под конвоем старого обидчика, уперла руки в бока и обрадованно закричала:

— Попался, голубчик! Давно по тебе веревка плачет! Постойте, дайте поглядеть, как этого ирода разукрасили!

— Кого я вижу, братцы! — обрадованно закричал Илья, вскинув руки, будто желая обнять желанного друга. Знающие Горбунова умолкли, заулыбались, потянулись поближе, ожидая очередной шутки.

— Тьфу на тебя! — сплюнула попадья, пятясь. — Век тебя не видела и видеть не желаю!

— Как не видела! — воскликнул тот с искренним удивлением. — А кто тебя, матушка, ночью в кустах обжимал?

Глаза попадьи от возмущения вылезли на лоб.

— Паразит! Антихрист! — закричала она, потрясая кулаками.

Горбунов повернул свою широко ухмыляющуюся физиономию к столпившимся внизу станичникам, в притворном ужасе обхватил голову руками.

— А еще кто, матушка?

Толпа грохнула хохотом. Поняв, что смеются над ней, попадья взвилась еще пуще.

— Ирод! Иуда! — выкрикивала она. — Сатана!.. Сволочь!

Ухватившись за живот от смеха, Илья едва выдавил:

— И как ты стольких ангелов обласкала…

Попадья, поняв наконец причину неудержимого хохота, умолкла. В углу веранды она увидела скорчившуюся от смеха Зойку.

— И ты тоже! — злобно прошипела она. — Ну погоди же…

Побагровевший от смеха Овсепян махнул рукой конвоирам.

Кто-то подтолкнул Илью. Дед Григорий неуверенно поплелся следом, не спуская взгляда со спины внука.

Первое, что увидел Горбунов, когда его втолкнули вслед за Овсепяном, была плеть, висящая на стене. Напротив входа, у окна, так, что тень скрывала его лицо, сидел Волох, облаченный в серые бриджи и зеленый френч. Илья лишь мельком скользнул по нему взглядом и с нескрываемым интересом стал рассматривать сидящую за столом женщину. Серая папаха, черная черкеска с серебряными газырями, перекрещенная тонкими ремешками от шашки и кобуры револьвера, белая рубаха-косоворотка, виднеющаяся в широком вырезе черкески, — все это сидело на ней ладно, с чуть уловимым кокетством и молодецкой лихостью. Белое, не тронутое загаром лицо с подвижными чертами не было жестоким. «И как это ее угораздило в атаманы…» — с сожалением подумал он. Она окинула его настороженным взглядом, медленно перевела взор на неподвижно замершего у двери деда Григория и с любопытством спросила:

— Дед, ты знаешь этого человека?

— А как же! — возмутился дед. — Чтоб я да не знал собственного внука! Он сызмальства при мне… Казаком его сделал, а он спутался хрен знает с кем.

Овсепян украдкой покосился на Волоха. Осторожно уселся на табуретку.

— Расскажи, дед, что знаешь! — распорядился он.

— Эт про што?

— Как пришел, что говорил…

— Пришел обыкновенно, как все люди ходят, — ногами, — спокойно заговорил дед, не глядя на внука, засунув по привычке большие пальцы рук за ремешок на поясе. — Дело перед грозой было… Я ему говорю, чтоб в хату шел, а он спрашивать начал: где атаманша проживает да кого поймали вчерась…

Лена беспокойно повела бровями.

— Я ему про все рассказал, что знал, — продолжал дед. — А как он ушел, призадумался. «Зачем, — думаю, — ему все знать надобно?» Пошел к Карпычу, — старик кивнул на знакомого Волоху казака, — он сосед мой. Рассказал ему про все… Потом… Вот он!

— Молодец, дед! Ты настоящий казак! — похвалил Овсепян. — Говори, что хочешь за добрую услугу?

— Да мне ничего не надобно. Вот только внука… не убивайте.

Все, за исключением Карпыча, посмотрели на старика как на помешанного.

— Зачем же донес про него? — не сдержала удивления атаманша.

— Хочу, чтоб снова с казаками был, а не супротив казаков.

— Ну и болван ты! — чуть ли не со слезами в голосе вскипел Илья. — Настоящие казаки с Кубани и Дона за власть Советскую воюют, а не за толстобрюхих куркулей Деникиных да вот этих лавошников! — Он кивнул в сторону Овсепяна.

— Молодец, дорогой! Теперь мы знаем, ты большевичок! — довольно потирая руки, воскликнул Овсепян.

— А я в не собирался отпираться! Сбрехал бы, так ты б не поверил.

— Правильно! Теперь скажи: зачем сюда пришел?

— Сюда не приходил, сами привели! Я этот дом с малых лет не перевариваю.