Майн Рид - Жена-девочка

— И он не оставил никакого сообщения или адреса, чтобы я смог его разыскать?

— Ничего, я ничего об этом не слышал.

— Черт побери!

А в это время тот, к которому относился этот возбужденный разговор, находился на палубе парохода, стремительно рассекал в океанскую гладь, оставляя за собой след воды и пены. Капитан Майнард стоял, держась за перила ограждения позади парохода, и пристально глядел на огни Ньюпорта, постепенно угасающие в вечерних сумерках.

Взор его был устремлен к одному из них, тому, что мерцал на самой вершине холма и который, как он знал, выходил из окна в южной оконечности Океанхауза.

Он размышлял о том фуроре, которое могло бы произвести его имя в этом улье красоты и моды, — и почти уже раскаивался в своем поспешном отъезде.

При этом его размышления не касались причины отъезда. Его сожаления носили скорее эмоциональный оттенок, поскольку так оно и было. Этим сожалениям не могло помешать даже его пылкое стремление участвовать в священной борьбе за Свободу.

Розенвельд, стоявший рядом и обративший внимание на тень, спустившуюся на лицо друга, без труда догадался о ее причине.

— Ну, Майнард, — сказал он шутливым тоном, — я надеюсь, что ты не будешь винить меня в том, что я взял тебя с собой. Я ведь вижу, что ты кое-что оставил здесь!

— Кое-что оставил здесь? — повторил Майнард в удивлении, хотя наполовину он понимал, о чем идет речь.

— Конечно, оставил! — шутливо продолжил Граф. — Разве ты где нибудь останавливался шесть дней без того, чтобы не оставить после себя возлюбленную? Это действительно так, и ты — Дон Жуан!

— Ты неправильно меня понял, Граф. Я ручаюсь тебе, что у меня не было никого…

— Ну ладно, ладно! — прервал его революционер. — Если даже у тебя там кто-то остался, сохрани это воспоминание и оставайся нашим человеком! Позволь теперь твоему благородному мечу побывать в роли твоей возлюбленной. Думай теперь о твоем роскошном будущем. В тот момент, когда твоя нога ступит на европейскую землю, ты примешь команду над целой армией студентов! Так решил комитет. Прекрасные товарищи эти немецкие студенты, ручаюсь тебе: истинные сыновья Свободы — в духе Шиллера, как ты обычно любишь повторять. Ты можешь делать с ними все что угодно, пока ведешь их на борьбу с деспотизмом. Мне жаль только, что у меня нет таких возможностей.

Слушая эти проникновенные слова, Майнард постепенно отвел свой взгляд от Ньюпорта, а мысли его перестали сосредотачиваться на Джулии Гирдвуд.

— Наверно, все это к лучшему, — рассуждал он, пристально глядя вниз на след, оставляемый пароходом на водной глади. — Даже если бы я смог ее завоевать, что весьма сомнительно, она не подошла бы мне в жены; и это совсем не то, чего я сейчас желаю. Определенно, я ее больше не увижу. Возможно, как говорится в старой пословице, — продолжил он, словно смирился с новой ситуацией, — «лучшая рыба та, что плавает в море, а не та, что поймана». Настоящий свет впереди, пока невидимый, и он сверкает так же, как и бриллианты, что мы оставили позади нас!

Пароход, на котором плыл капитан Майнард со своим другом, еще не вышел из Наррагансетского Залива и еще не обогнул мыс Джудит, как имя этого героя уже было у всех на устах и сопровождалось презрительными словами. Публичное оскорбление, которое он совершил в отношении чужестранца-англичанина, было засвидетельствовано несколькими господами и было известно всем, кто слышал об этом. Конечно, все ожидали вызова и поединка со стрельбой из пистолетов. Ничего менее серьезного после такого оскорбления не ожидали.

Поэтому известие о том, что обидчик ускользнул, было воспринято с удивлением, и этому сразу нашлось объяснение, отнюдь не лестное для Майнарда.

Многие огорчились такому известию. Не то, чтобы Майнард был человеком известным, но у него было доброе имя в обществе, которое постарались ему сделать газеты в связи с Мексиканской войной.

Таким образом, все знали о его службе в Американской армии; и поскольку скоро стало известно, что его соперник также был офицером, но в Английской армии, было естественным проявлением некоторых национальных чувств, связанных с этим делом.

— В конце концов, — говорили они, — Майнард не американец!

Имелось некоторое оправдание его предполагаемой трусости, поскольку он целый день оставался в гостинице, дожидаясь вызова от противника, и, не получив такого, уехал.

Но такое объяснение не казалось достаточным для оправдания, и Свинтон не замедлил объявить об этом. Несмотря на то, что подобное вызывало некоторое презрение к нему самому, он допустил это, учитывая, что никто не догадывался об истинной причине, связанной с письмом Розенвельда.

И поскольку никто, казалось, не знал об этом, всеобщий приговор был таков, что герой С… — как некоторые газеты объявили его в свое время — покрыл свое имя позором, несовместимым с почестями, которые были ему оказаны.

Но в то же время было много тех, кто не объяснял его поспешный отъезд трусостью и кто верил или подозревал, что, возможно, была некоторая другая причина, хотя они не могли предположить, какая.

Все это было весьма странно и непонятно; и если бы он покинул Ньюпорт не вечером, а утром, в его адрес посыпались бы гораздо более крепкие эпитеты, чем те, которыми его сейчас называли. Его пребывание в гостинице до вечера могло рассматриваться как ожидание вызова в течение разумного времени, что частично защитило его от грубой брани.

Но он все же покинул поле боя с мистером Свинтоном, которого считали наполовину героем благодаря позорному бегству своего противника.

Лорд инкогнито принимал почести как должное. Он не ожидал возвращения Майнарда или встречи с ним в каком-либо другом месте в мире, чтобы вызвать его и торжествовать свою победу. Когда было высказано сомнение по этому поводу, от скромно ответил:

— Черт бы побрал этого молодчика! Он удрал от меня, когда я спал, и я теперь понятия не имею, где его искать. Это бесполезное занятие.

История эта, как и все подобные ей, быстро распространилась среди постояльцев гостиницы, и, конечно, она достигла ушей семейства Гирдвуд. Джулия была среди первых, кто узнал об отъезде Майнарда — собственно, она была удивлена, еще когда стала невольным свидетелем этого.

Госпожа же Гирдвуд была очень довольна услышать, что Майнард уехал, и ее мало интересовали причины такого поспешного отъезда. Ей было вполне достаточно того, что он более не будет ухаживать за ее дочерью.

Но мысли дочери были совершенно иные. Только теперь, когда она начала чувствовать, как ей хочется раскрыть эту тайну, оказалось, что это невозможно. Орел спустился к ней с небес — благодаря тому, как она считала, что позволяет ему любоваться ею. Но это было только на мгновение. Она отказала протянуть ему руку, и гордая птица от обиды взмыла высоко в небо, чтобы никогда не возвращаться и не быть прирученной ею!