Майн Рид - Жена-девочка

Тот, кто казался больше информированным, ответил, что нет.

Он предположил правильно, хотя такая правда не делала чести его стране — которая, как декларировалось, была не более, чем «Штатами».

Когда вспыхнула революция в Европе, и американские флибустьеры могли принять участие в борьбе за свободу, единственным американцем, откликнувшимся на это, был Майнард, причем он был американским ирландцем! Однако в этой большой стране он вдохновился, наблюдая за ее свободными людьми и ее свободными институтами, и стал истинным приверженцем идей Свободы, Равенства и Братства.

Невольными слушателями этой беседы были трое: человек в возрасте около пятидесяти лет, девочка лет четырнадцати и женщина, чей возраст составлял нечто среднее между этими цифрами.

Человек был высокого роста, в его облике угадывались аристократические черты. Строго говоря, он не был стопроцентным аристократом, но он производил впечатление почтенного господина, что подчеркивал почти белый цвет волос, пробивавшихся из-под его кепки — непременного атрибута путешественника.

Девочка была довольно интересным созданием. Она была все еще ребенком, обычным ребенком, и была одета в простое платье без рукавов и короткую юбку, распущенные волосы волнами спускались ей на плечи. Но под ее платьем угадывались линии тела, характер которых говорил о приближающейся женской зрелости; в то время как ее роскошные локоны, блиставшие поразительным цветом, казалось, нуждались в булавках и гребнях.

Несмотря на кажущуюся трудность определения сходства человека пятидесяти лет и ребенка четырнадцати, можно было уловить достаточно деталей в обоих, чтобы признать их отцом и дочерью. И это подтверждалось тем, что он стоял рядом с ней, по-отечески придерживая ребенка своей рукой.

Между ними и женщиной было достаточно много различий, легко улавливаемых даже поверхностным взглядом. Цвет лица последней и «белый тюрбан» на ее голове говорили о том, что она была их служанкой.

Стояла она несколько сзади, пропустив вперед отца с дочерью.

Только отец проявлял интерес к разговору; девочка и служанка больше интересовались тем, что происходит на причале.

Когда непродолжительная беседа закончилась, он подошел к говорившему первым и полушепотом спросил:

— Вы утверждаете, что нет американцев в этом движении. Но разве капитан Майнард не в счет?

— Я полагаю, что нет, — прозвучал ответ. — Он действительно служил в Американской армии, но я слышал, что он ирландец. Так что в моих словах нет ошибки.

— Конечно, нет, — сказал аристократически выглядевший джентльмен. — Я спросил из чистого любопытства.

Любопытство это, однако, было столь сильным, что заставило его вскоре отойти в сторону, достать записную книжку и внести в нее запись, касающуюся очевидно, революционного лидера.

Кроме того, полученные таким образом сведения, очевидно, усилии его интерес к собравшейся внизу толпе.

Отпустив руку дочери и пробравшись вперед, к перилам ограждения, он с интересом наблюдал за развитием событий внизу.

К этому моменту собравшиеся оживились и пришли в лихорадочное волнение. Люди стали говорить громче, энергично жестикулировать, некоторые достали часы и нетерпеливо поглядывали на них. Было около двенадцати часов — время отплытия парохода. Он уже подавал сигналы, призывая пассажиров подняться на борт.

Внезапно громкие разговоры и жестикуляция прекратились, и толпа затихла; если кто-то и разговаривал, то шепотом. Напряженное ожидание некоего приближающегося события витало над толпой.

Что это за событие, стало ясно, когда послышался выкрик откуда-то с краю толпы:

— Он едет!

И сразу же сотни голосов подхватили этот крик, который волной пробежал по толпе, от края к центру и далее — к пароходу.

Затем послышались громкие возгласы «Ура!», а также крики: «Долой тиранов!», «Да здравствует республика!» на немецком, французском и других языках.

Кто же это приехал? Чье появление вызвало столь бурный искренний порыв патриотических чувств у многих людей, говорящих почти на всех европейских языках?

И вот подъехал и остановился экипаж. Это был обычный наемный экипаж, который подвозил пассажиров к причалу. Но собравшиеся, быстро расступившись, смотрели на него с таким благоговением, как будто это была позолоченная карета с королем внутри!

И таких людей было большинство. В десять, в двадцать раз быстрее чем обычно, и с почтением в тысячу раз большим, чем обычно, расчистили они путь экипажу. Если бы в карете был король, не нашлось бы ни одного человека, кто бы крикнул: «Да благословит Господь Его Величество!» И очень немногие, кто сказал бы: «Да поможет ему Бог!»

Если бы король находился в том экипаже, у него было бы немного шансов добраться до парохода невредимым.

В экипаже находились двое — один в возрасте почти тридцати лет и другой более старшего возраста. Это были Майнард и Розенвельд.

На одного из них — на Майнарда — были устремлены глаза всех присутствующих, для него бились преданные сердца. Это его прибытие вызвало возгласы «Он едет!»

И теперь, когда он приехал, приветственные возгласы от берега Джерси эхом отозвались на холмах Хобокен и были слышны на улицах большого Эмпайр-сити.

Чем же был вызван такой необыкновенный энтузиазм к тому, кто не был с ними одной нации и даже не являлся гражданином их стран? И наоборот, он был жителем страны, люди которой относились к ним очень враждебно?

Но для них мало значило происхожение этого человека. Важно было то, что он разделял их взгляды и принципы — те, за которые они боролись и погибали и за которые готовы были вновь вступить в смертельную схватку. Они избрали его своим лидером, тем, кто поведет их на борьбу за права рабочих и свободу, разделит с ними все опасности, рискуя попасть в тюрьму или на виселицу. Именно поэтому они удостоили этого человека таких почестей.

Карета экипажа медленно продвигалась через плотную толпу, она почти что была поднята вместе с колесами. Казалось, что в порыве восторга люди, окружившие ее, поднимут и понесут на своих плечах повозку и лошадей прямо к пароходу.

И они действительно готовы были сделать это ради Майнарда. Люди с длинными бородами протянули к нему руки, целовали его, как будто он был красивой девушкой; а в то же время красивые девушки обнимали его или махали платками, посылая нежное «прощай».

Героя, подняв на руки, отнесли на палубу парохода, мимо приветствовавшей его толпы.

И под возгласы приветствий, долго еще не стихавших, пароход покинул причал.

— Замечательно, как эти люди были искренни в своем порыве, — сказал Майнард, сердце которого пылало от гордости и триумфа, поскольку он все еще слышал возгласы, где его имя перемежалось с громким «ура!»