Кир Булычев - «Мир приключений» 1975 (№22)

Гурин уже надевал фуражку, и мы нетерпеливо топтались в дверях, когда из дежурной в коридор выскочил Кямиль и крикнул:

— Сигнал на пульте!

Дежурный загипнотизирован вспыхнувшей лампочкой, а мы косимся на телефон. В течение трех минут хозяева квартиры должны позвонить сюда и назвать шифр. Если не позвонят, значит…

Не позвонили. Но Рат сказал:

— Подождем еще.

Это понятно: уж очень не хотелось обмануться, ведь сигнал тревоги всё из того же района. Неужели он?

Молчим, словно боясь спугнуть светящуюся точку. Под ней табличка: “ул. Переработчиков, 12, блок 1, кв. 8, этаж 4, Рзакулиев М.Р.”. Я выучил ее наизусть.

— Всё. Поехали!

Рат в три шага проскакивает коридор; Кямиль, Гурин и я почти бежим следом.

На улице Рат взглядом пересчитывает нас и, минуя “Волгу”, бросается к “хулиганке”. Так мы называем “газик” с крытым кузовом и синей полосой по бокам. В этой машине перебывало все городское хулиганье.

Наверху здорово трясет, но, не будь Гурина, Рат из солидарности все равно не сел бы в кабину. Теперь, когда все остальное зависит уже не от нас, он начинает с голодухи дразнить Кямиля.

— Кольцо есть, невеста есть, когда свадьба будет?

— Невеста есть, квартиры нету. Новый год квартира дают, свадьба будет.

— Не дадут, — отрезает Рат.

— Зачем не дадут? Зачем не дадут? — кипятится Кямиль. — Лодырь нет, прогульщик нет, пьяница нет, жениться надо — зачем не дадут?

— Вчера подполковник с вашим месткомом разговаривал по телефону, очень тебя хвалил: какой ты отличный дружинник, как нам помогаешь, преступников ловишь…

— Молодец полковник, правильна хвалил.

— …как после работы сразу в горотдел идешь, у нас вторую смену работаешь…

— Правильна, правильна…

— У нас чай пьешь, у нас в нарды играешь, у нас ночевать остаешься…

Кямиль настораживается. Он чувствует какой-то подвох и перестает поддакивать, но уже поздно, и Рат наносит заключительный удар:

— Тогда местком сказал: зачем ему квартира, пускай у вас живет.

Кямиль в недавнем прошлом — сельский парень, а теперь передовик производства и наш верный товарищ. В горотделе к нему относятся как к штатному работнику, а Рат и вовсе по-братски. Кямиль это знает и сейчас, когда смех утих, беззлобно говорит:

— Ай, Кунгаров, такой большой вырос, а шутишь как ребенок,

…Одна за другой остаются позади улицы этого города-спутника, размером напоминающего любой из микрорайонов Баку, но в отличие от них имеющего свое собственное лицо. Здесь нет концентрированного нагромождения камня и бетона, здесь старые приземистые домики с уютными палисадниками стоят вперемешку с новыми, устремленными ввысь зданиями; здесь словно мудрая старость гордится своими рослыми внуками, но и строго приглядывает за ними, одергивая слишком резвых. Старый городок дал не только название новому — комсомольскому. Каспийск отдал свое прошлое. Поэтому здесь не безликий жилой массив, а город, имеющий свое лицо.

Вот только ветров здесь своих нет. Ветры здесь бакинские. Сейчас моряна, в воздухе озон, соль — в общем, запах моря. Я люблю этот ласковый ветер, дующий словно из детства.

Машина плавно тормозит, и я, взглянув в боковое оконце, сообщаю:

— Вот эта улица, вот этот дом.

Двор безлюден. До первого блока от ворот рукой подать. На лестничных площадках ни души, значит, вора никто не страхует. Впрочем, вор ли это? Хозяин забыл позвонить и сейчас обалдело уставится на нас и милицейскую форму Гурина. Да и вообще охрана квартир техническими средствами сигнализации — в зачаточном состоянии. У нас ее пробил Шахинов, но пятьдесят квартир на город — лотерея, и просто не верится, что мы уже выиграли.

Последние ступеньки — и прямо перед нами дверь с “Рзакулиевым М.Р.” на аккуратной дощечке. Но Рат звонит направо, в “бесфамильную”, а нам делает знак оставаться на месте. Потом подзывает Гурина, тот позирует перед глазком, и дверь открывается. Я успеваю заметить только удивленное старушечье лицо, потому что Рат с Гуриным тут же скрываются в квартире.

Возвращается только Рат и шепотом говорит:

— Хозяева со вчерашнего дня в Баку. Старушка ничего подозрительного не слыхала. Кямиль, действуй!

Сует ему бумажку с карандашом, а мы прижимаемся к простенку между дверьми.

Кямиль несколько раз подряд вдавливает кнопку звонка Рзакулиевых. Потом, не дожидаясь ответа, дергает дверь. Она подается внутрь и наталкивается на цепочку. Кямиль приникает к щели, громко зовет:

— Хозяин, получай телеграмма!

Со щита на стене прямо в ухо жужжат счетчики.

Наконец шаги и стук сброшенной цепочки. Все дальнейшее происходит в ускоренном темпе, как в кадрах немого кино.

Лысоватый мужчина пятится в глубь квартиры, на лице не страх — удивление. Раскрыты шкафы, разбросаны вещи. В комнате на столе брошены друг на друга отрезы, горка блестящего металла: ложки и вилки, пара колец, золотая цепочка без часов, еще что-то из позолоченного серебра.

— Уже собрал? — беззлобно спрашивает Рат.

Старуха соседка всплескивает руками, прицеливается в мужчину колючим взглядом поверх очков, бормочет, кажется: “Паразит”.

Тот по-прежнему в изумлении, как пациент при первом знакомстве с бормашиной. Еще бы, всего минут двадцать назад он бесшумно поднялся по лестнице, неуверенно позвонил сюда, в пустую квартиру, прислушался и под мерное жужжание электросчетчиков отжал дверь. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Старуха? Но он все время следил за глазком. И вдруг милиция.

“Надо будет обязательно использовать его недоумение, — мелькает мысль, — потом, когда дело дойдет до соучастника”.

Рядом с отобранными вещами порядком потертый коричневый портфель. Он широко распахнут, будто примеривается проглотить все лежащее на столе. Рат извлекает из него короткий ломик, связку отмычек и тонкие резиновые перчатки, в которых работают обычно хирурги.

— Па-ра-зит, — на этот раз внятно произносит старуха.

— Хватит ругаться, мамаша, — просит Рат, — вы лучше смотрите и запоминайте. Портфель твой? — обращается он к “паразиту”.

— Мой.

Шок кончился, удивление сменилось безразличием. Гражданин, видно, с основательным стажем, и вся предстоящая процедура уже не вызывает в нем особых эмоций.

Рат обыскивает его. В карманах замусоленная трешка, штук пять картонных удостоверений и чистый, заглаженный конвертиком носовой платок. Зато из двух брючных “пистончиков” (“По спецзаказу шил”, — смеется Рат) он извлекает измятые денежные купюры самого разного достоинства и облигации трехпроцентного займа.

— Ишь нахватал, бесстыдник, — не удерживается старуха, — а вам, — она обращается преимущественно к Гурину, потому что он в форме, — честные люди спасибо скажут!