Кир Булычев - «Мир приключений» 1975 (№22)

И все-таки Гандрюшкин нашел что-то реальное и, судя по его уверенности, вполне надежное. Если про забытое слово говорят, что оно вертится на языке, то отгадка вертится на моих извилинах. Однако утомление от прошедших суток сказывалось все больше, и мысли, ускользая из-под контроля, вместо того чтобы сосредоточиться, разбегались черт знает по каким закоулкам. Я поборолся еще минут десять и провалился в небытие.

Наутро мне сообщили, что я мычал, бросался, один раз даже сел. Выразили опасение, что если я опять явлюсь только послезавтра, начну спать стоя. Меня действительно замучили сны, и одни из них кошмаром врезался в память. На Землю обрушился ливень небывалой силы и превратил ее поверхность в сплошное месиво. Слой грязи, облепивший планету, погубил все живое. Только мухоморы и мухоморчики пробили эту толщу и, расплодившись в неимоверном количестве, стали безраздельными хозяевами Земли. Самое страшное заключалось в том, что от меня будто бы зависело предотвратить катастрофу, но, испугавшись непогоды, я остался дома. Вот что значит читать фантастику вперемежку с углублением в психологию гандрюшкиных.

Наскоро запивая бутерброды горячим кофе — с утра он дает хороший заряд бодрости, — я мысленно составил прогноз “на сегодня”. Делать это по принципу “что день грядущий мне готовит” вошло у меня в такую привычку, как у некоторых прослушивать ежеутренние сообщения о погоде. Выяснилось, что ничего светлого не ожидается, наши умозрительные резервы иссякли, придется готовить оперативную комбинацию.

Перед тем как выйти из подъезда, я сунул палец в нашу ячейку почтового ящика и в который раз подумал, что газеты лучше покупать в розницу: почтальоны упорно не желают приносить их с утра, недаром лентяй Гандрюшкин работал почтальоном. Именно в этот момент на меня свалилось легендарное яблоко. Вчерашний день не прошел даром, ведь яблоки откровения падают только на подготовленную почву. Почтовый ящик вызвал цепную реакцию ассоциаций: почтальон — Гандрюшкин — почта — посылки. Кому? На этот вопрос я ответил еще вчера: себе. Куда? Скорее всего, куда-нибудь поближе, в Баку, например, Главпочтамт, Гандрюшкину, до востребования.

Снова, как после встречи с парнем из общежития, паруса наполнились ветром и мчат меня к затерянному в бескрайних просторах острову Истины. Правда, пока это всего лишь рейсовый автобус.

— Нам придется… — едва поздоровавшись, начинает Рат.

— Не придется. По-моему, не придется, — тут же поправляюсь я.

— Что-нибудь новое?

— Пока кибернетики не научатся создавать модели с ассоциативным мышлением, нам нечего бояться конкуренции роботов.

— Ассоциации — это вещь, — улыбается Рат. Он привык, что за подобными выкладками у меня скрывается что-то существенное.

Зато физиономия Гурина вспыхивает, как электрическое табло с таким примерно текстом: “Начхать мне на роботов и кибернетику, а несерьезных товарищей, вроде тебя, я бы гнал из милиции в три шеи, тоже мне юморист, а еще погоны носит”.

К моей гипотезе Рат поначалу отнесся с недоверием. Я, горячась, приводил все новые доводы, даже изобразил Гандрюшкина, аккуратно, стежок за стежком, обшивающего посылку по всем почтовым правилам. Моим союзником неожиданно оказался Гурин. Когда Рат усомнился, что посылка может вместить такое количество вещей, он убежденно воскликнул: “Значит, их было две!” О количестве посылок в связи с ограниченностью вместимости я не задумывался. Осознав, что решение вопроса “Как поступил он?” может прийти через личность Мухомора, я впал в другую крайность, и вещи потеряли для меня свои конкретные материальные признаки.

— Значит, отправил под вымышленной фамилией на свою собственную до востребования, — сдается Рат. — Можно спокойно подыскать покупателей…

— Не боясь никакого обыска, а потом, когда шум уляжется или мы убедимся в его непричастности…

— Заняться реализацией.

Мы перебиваем друг друга, но логика поступков Гандрюшкина от этого не нарушается.

— Как просто и надежно придумано, — искренне восхитился Гурин. — Какое образование у этого сторожа?

— Статистика показывает, что образование и преступность находятся в обратно пропорциональной зависимости, — сказал я. — Просто он служил на почте.

— Ну что ж, бери у Фаиля машину. Три почтовых отделения, может, в каком и повезет. Если, конечно, тебе все это не приснилось.

— Меня смущает другое, — вдруг сказал Гурин, — как мы все это задокументируем?

— Очень просто, — ответил Рат. — Асад-заде вынесет постановление о выемке, прокурор утвердит, возьмем Гандрюшкина…

— Я имею в виду оформление по нашей, оперативной линии, — недовольно перебивает Гурин. — Ведь никаких мероприятий в связи с посылками не проводилось. Просто догадались, и все.

Оказывается, его мучила невозможность увязать данный случай с исполнением требований, предъявляемых к работе уголовного розыска.

— Ну ладно, я займусь этим сам, — словно освобождая нас от главной непосильной ноши, заявил он.

Уже в машине я прыснул смехом: подумал, как Гурин бьется сейчас над документальным оформлением моей догадки. Да, он держится в центральном аппарате только потому, что непосредственное начальство не видит его в работе.

Не повезло во всех почтовых отделениях. В последнем я просмотрел корешки квитанций два раза. Отправлений на имя Гандрюшкина не было. Неужели действительно приснилось?

— Теперь куда? — спросил шофер, но я опять вылез из машины.

Вернувшись на почту, я стал смотреть документы на получение. И снова безрезультатно. Вот тебе и ассоциативное мышление, недаром его так трудно задокументировать. Но начатое надо доводить до конца, эта привычка тоже из моего актива.

Сержант поворчал, шоферы начальства не очень считаются с субординацией, и повез меня в отделение, где мы побывали перед этим.

“Гандрюшкину Михаилу Евлентьевичу, до востребования”. Черным по белому, наяву. Я держал карточку, и пальцы у меня дрожали. А каково было Ньютону?

Успокоившись, я прочитал, что отправителем является Андрей Гандрюшкин, обратный адрес: Баку, проездом.

На почте, с которой я начал проверку, Гандрюшкина ожидала вторая посылка, на этот раз от дочери Сони. Обе посылки были отправлены в воскресенье. Значит, Гандрюшкин уехал с вещами в Баку в первые же часы после задержания Мамонова.

Вот с какой предусмотрительностью поступил он. Только с детками зря перестраховался, можно было и без них обойтись.

Неожиданно я почувствовал к нему жалость. Нет, не к Мухомору, к Михаилу Евлентьевичу. От своих детей он получал только официальные денежные переводы. Кто знает, какой пустяк мог в свое время удержать его от превращения в Мухомора? Внутренний мир человека — та же вселенная, и ничтожного атома бывает достаточно, чтобы зажечь в нем новое светило.