Александр Мартынов - В заповедной глуши

— Я Сашка, — как ни в чём не бывало, сказал мальчишка.

— Валька, — чуть повернул голову Валька.

— Ты Серёжку не видел? — без особого беспокойства спросил Сашка.

— Кайду? — почему-то спросил Валька. Сашка покачал головой:

— Не… Яшкина. Он младше меня. Светленький такой…

— Не видел, — вздохнул Валька. — А что, потерялся?

— Придёт… — ответил Сашка. — А ты кого ищешь?

— Никого, — ответил Валька. Сашка усмехнулся взрослой улыбкой:

— Так не бывает… Здесь все кого-то ищут или куда-то идут. Или ты идёшь?

— Я ухожу, — просто ответил Валька и сам удивился своему ответу. Но повторил, оценив сказанное: — Я просто ухожу. Устал… Ничего, что я подсел?

— Да ничего, конечно… С войны?

— С войны, — отозвался Валька и снова сам удивился: почему он так сказал? Но и этот ответ был правдой, и он не стал поправляться.

— Ты ведь живой, — не спросил, а уточнил Сашка. Валька кивнул. — Может, зря торопишься? Думаешь, где-то будет лучше?

— Не знаю, — равнодушно ответил Валька. И спохватился: — Я живой, а ты, что, ты?..

— Меня в двадцатом расстреляли, — беспечно ответил Сашка. — Чекисты… А Серёжка в девяносто втором погиб. В Молдавии…

— У одного моего… друга друг — ну, его друг — тоже погиб в Молдавии, — сказал Валька, ничуть не удивившись ответу. А вот Сашка удивился:

— Так у тебя остались друзья? Зачем же ты тогда… О, Серёжка идёт.

Валька невольно повернулся в ту сторону, куда подался улыбнувшийся Сашка. И поймал себя на том, что заулыбался тоже.

По дороге к ним шагал, размахивая рукой, мальчишка лет двенадцати. Худенький, с растрёпанными светлыми волосами, тоже загорелый, в серой майке, шортах и босиком. Сандалии нёс в руке. Мальчишка улыбался.

И почему-то становилось ясно, что он такой же, как его улыбка — открытый и честный.

— Наконец-то, — проворчал Сашка. — Ты где ходишь?

— Не ругайся, Саш, — попросил мальчишка, бросая в траву сандалии и скользнув любопытно-дружелюбным взглядом по Вальке, который так и полулежал — с улыбкой. — Я правда хотел пораньше. Но так такой караван, понимаешь, там сто-о-олько всего! — он округлил и без того большие серые глаза с золотистыми искрами. — Я прямо уйти не мог! — он непринуждённо плюхнулся в траву и задрал ногу на ногу. И продолжал рассуждать: — Там жонглёр один говорит: кто сможет, как я — семь ножей в воздухе чтобы крутились — тому половина выручки. Тогда я говорю: я попробую…

— Ну и ты, конечно… — Сашка покачал головой.

— Ну и я конечно! А чего он так говорит, как будто один на всех Гранях всё умеет? Говорю: «Вы давайте мне их по одному кидайте, а я буду подхватывать и жонглировать…» — Серёжка задумался и добавил: — Он платить не хотел. Говорил, что я мало жонглировал. Ну, по времени.

— Ты с ним ничего не сделал? — серьёзно спросил Сашка. Серёжка замотал головой:

— Не. Там люди зашумели, он и тряхнул кошельком. Вот!

И, забравшись в карман шортов, мальчишка высыпал прямо на землю горсть медных и несколько серебряных монет. Сашка взял одну и хмыкнул:

— Марки Северной Марки… Каламбур называется. Да?

Валька поднял другую серебряную монету. Ровно и ясно отчеканенная, размером с российский пятирублёвик, она с одной стороны была покрыта мелкими изображениями хитро сплетённых треугольников, а с другой — серебрился чей-то гордый усатый профиль в высоком крылатом шлеме. По ребру монеты шла надпись:

I mark. Norsmark vom Norsgoddes.

— Бери на память, — со щедрой беспечностью предложил Серёжка. Сашка возразил:

— Погоди… Валька, а ты всё-таки куда идёшь?

Валька промолчал, подбрасывая монетку, ловя её и крутя между пальцев. Сашка больше не спрашивал, они с Серёжкой о чём-то негромко заговорили. Валька подбросил монетку особенно высоко — она поймала алый луч заходящего солнца и исчезла.

— Ну вот. — засмеялся Серёжка, — сейчас перед кем-то ляпнулась она под ноги, стоит он и на небо смотрит…

Сашка коротко рассмеялся. Валька, ещё какое-то время в лёгком ошалении смотревший вверх, мотнул головой и кивнул на Сашку — просто чтобы что-то сказать:

— Я вот говорил, у меня друг… а у него друг воевал в Молдавии и погиб. Михал Святославич про него рассказывал… Бывший морпех, прибалт. Балис… Балис… а фамилию я не помню.

Валька хотел что-то ещё добавить. Но растерялся, потому что мальчишки смотрели на него изумлёнными глазами. Настолько изумлёнными, что Валька спросил не слишком умно:

— Что? — и оглядел себя.

— Гаяускас, — странным голосом сказал Серёжка. И отвернулся в степь. А Сашка добавил:

— Капитан морской пехоты Балис Гаяускас. Он хотел спасти Серёжку, — Сашка кивнул на младшего мальчишку, — закрыл собой. Только их обоих… миной.

— Он всё равно меня спас, — Серёжка по-прежнему смотрел в степь. — Уже в другом месте. Там было совсем… плохо. А он пришёл и спас.

— Да, — кивнул Сашка торжественно.

Валька сидел, хлопая глазами. Потом спросил ошарашено:

— Так он живой?!

Мальчишки посмотрели друг на друга и засмеялись весело.

— А мёртвых вообще нет, — сказал Серёжка лукаво. Но Сашка поправил его:

— Есть. Кто жил только для себя. Они умирают совсем. Но господин капитан не такой. Поэтому можно сказать, что он и правда живой.

— Где он? — спросил Валька. — Он с вами?!

Сашка мелодично присвистнул. Серёжка сделал широкий жест рукой и немного грустно сказал:

— Не, он не здесь… Мы его давно не видели…Но что он живой — это точно.

— Ни фига себе… — потрясённо сказал Валька. — А вот у меня есть ещё друг…

— Послушай, — серьёзно сказал Серёжка, — если у тебя столько друзей, то зачем ты их бросил?

— Одна девчонка… — прошептал Валька, забыв, что хотел спросить о Витьке. — Она погибла. Её убили. Я не хочу быть без неё. Я сначала хотел мстить, но сейчас просто… Может, я её тут найду?

Ни Сашка, ни Серёжка не стали смеяться. Серёжка почему-то грустно вздохнул.

А Сашка — Сашка покачал головой:

— Это нечестно.

— Что нечестно? — сердито спросил Валька. Сердито — потому что ощутил в этих словах правоту.

— А вот так поступать. Если бы ты был один на белом свете — другое дело.

— Нечестно, — подтвердил Серёжка и глянул прямо и требовательно. Под его взглядом Вальке неожиданно стало стыдно. По-настоящему, как будто он дезертировал из боя. — А девчонка — она, если здесь, тебя дождётся.

— Я, может, ещё сто лет проживу, — горько ответил Валька.

— А какое тут это имеет значение? — удивился Серёжка. — Как её зовут?

— Мора, — сказал Валька. — Мора Лаваль.

— Если мы её встретим, то скажем, чтобы ждала, — деловито пообещал Серёжка. — А ты иди обратно, ага? Ну правда, так нечестно — бросать своих…

— Хорошо, — сказал Валька. И ощутил с удивлением, что на душе у него прояснело. — Я пойду. Только ещё немного с вами посижу, хорошо?