Том Шервуд - Люди Солнца

– По факту события, Иннокентий. Ты знаешь, что каждую весну в Иерусалиме на Гроб Иисуса Христа нисходит Священный Огонь?

– Разумеется, знаю! В день Воскресения Христова! Лиц и рук человеческих не обжигает, а фитили у свечек – запаливает!

– Так вот тебе факт. Никто из прочих священников, кроме православного, этот Огонь с Гроба Господнего взять не может. Только в руки православному христианину даётся этот Огонь, из века в век, неизменно.

– Н-не может быть…

– Мы сейчас едем в город. Там я тебя отпускаю. Пока мы с Эвелин будем хлопотать у Алис, иди к англиканским священникам. Попробуй найти хоть кого-то, кто этот факт опровергнет.

И, закончив навешивать упряжь, влез на кучерскую скамью и взял вожжи. Носатый торопливо сел рядом. Задумался. Сдвинул брови.

Возле кузни я остановил карету и зашёл к Клименту.

– Открой кордгардию, – попросил я его. – Нужно погрузить в карету полторы сотни шпаг.

– На войну собрались? – быстро доставая ключ, спросил он.

– О нет. Мясо на них жарить будем.

– Что ещё за потеха?

– «Дукат» возвращается завтра. Непростой обед будет.

– Добрая весть! – разулыбался Климент и заспешил к кордгардии.

Загрузив в карету шпаги с одинаковыми по длине клинками, мы двинулись в сторону города.

Носатый действительно направился в ближайшую церковь. Я же загнал карету в гостиный двор и нанял четверых работников, которым поручил поднять к таверне, на скалу, шпаги. Эвелин неторопливо пошла вперёд, и мы, тяжело нагрузившись, двинулись следом. И здесь произошёл небольшой казус. Едва мы вышли из ворот, путь нам преградил важного вида дорого одетый вельможа.

– Кто такие? – грозно спросил он. – Откуда столько оружия? А ну-ка предъявите таможенный документ!

– Грубо говоришь, – усмехнулся я ему и, не сбавляя хода, ударил корпусом в корпус.

Вельможа отлетел к каменному забору, вымочил в канаве щёгольские туфли.

– Стража! – завопил он. – Стража! Я второй помощник командора адмиралтейства!

– Останемся без второго помощника, – не оборачиваясь, бросил я, – и плакать не будем.

Потом я похвалил Луиса за хороший подбор работников. У вельможи хватило ума поинтересоваться – кто я такой. Получив короткий ответ от одного из моих помощников, он не издал больше ни звука. Но не исчез! Когда мы дотопали до таверны, мой шедший последним помощник опустил в общую кучу только половину охапки сверкающего железа. Вторую же половину добавил вельможа, побагровевший, пыхтящий. Да, не символическую пару шпаг, по одной на руку, а полновесные пол-охапки.

– Благодарю за урок, – не смущаясь людей, сказал он мне. – Отныне со всеми всегда буду подчёркнуто вежлив. Вот в какую лужу может завести надменная грубость!

Пожав ему руку, я попросил:

– Дойди, братец, до адмиралтейства сейчас. Скажи Луису, что завтра прибывает «Дукат», пусть он пришлёт в таверну список персон, человек до двенадцати, кроме себя и супруги, на балкон таверны.

Вежливо отсалютовав, грубиян развернулся и зашагал вниз.

Выбежал Томик, радостно улыбаясь, вышла Алис.

– «Дукат» будет завтра! – сообщила ей, одолев верхние ступеньки, раскрасневшаяся Эвелин.

Алис, прижав к груди кулачки, растерянно-радостно смотрела на неё, на меня, на шпаги, на Томика.

– Утром пришлю Дэйла и Готлиба, они снимут щит, закрывающий надпись. Поздравляю, с завтрашнего дня таверна получит имя. Бигли здесь?

– Здесь, они каждый день здесь. А как она называется?

– Так очевидно. «У Бэнсона».

Мы вошли в громадное, гулкое помещение. Поприветствовали Биглей, сели за стол, принялись обсуждать объёмы закупок. Получившие щедрую плату работники гостиного двора терпеливо стояли у дверей, ждали. И вот по одному они стали выходить и отправляться за провиантом. А уже через час возле таверны помощников было до полусотни! Не решаясь войти, матросы и грузчики стояли возле дверей, переговаривались, курили.

– Чем мы можем помочь, мастер? – крикнули мне из толпы, когда я вышел.

– Не ешьте сегодня ничего, – очень серьёзно ответил я им. – Пустые животы завтра очень вам пригодятся!

Мы отсмеялись, и я нашёл-таки им поручение.

– Кажется, народу завтра будет немножко больше, чем ожидалось. Поэтому. Ступайте, братцы, к складам в гавань и тащите сюда весь деревянный мусор с «лесного» мола. Ветки, сучья, палки, разбитые ящики. Только без смолы! Нужен будет уголь для мяса.

И ещё через час почти вся площадка перед таверной была завалена обломками дерева – и сучьями, и ящиками, и обломками вёсел, и лежала даже пузатая, с пробитым дном, шлюпка.

Уже поздно вечером, в темноте, мы вернулись в «Шервуд». Пустынными были ристалище, кузня, каретный цейхгауз. Пустынна была заполненная жёлтыми шарами света масляных фонарей улица капитана Гука. Лишь Тай вышел из конюшни на шум экипажа. Подняв зажжённый фонарь, подошёл к карете, и, когда я открыл дверцу, помог откинуть ступеньку.

– Вас не дождались, – сказал он негромко. – Уже начали. Все в большой башне.

– Молодцы, что не стали ждать, – похвалил я. – Сам не думал, что вернёмся так поздно.

Оставив Носатого распрягать лошадей, мы с Эвелин направились в главное здание замка. Прошли совершенно пустой каминный зал, поднялись на второй этаж. Прошли длинный коридор и, встав у приоткрытых дверей, замерли. Огромный круг восьмиугольной башни был заполнен летающими разноцветными огнями. Всмотревшись, я увидел, что на длинных конопляных каболках, тянущихся с потолочных балок, подвешено десятка три фонарей с цветными стёклами. Каким-то хитрым образом свитые каболки всё время раскручивались, и фонари, вращаясь, наполняли пространство летающими кругами света.

В восьмиугольной зале полукруглым амфитеатром были поставлены скамьи, в три яруса. А в центре радиуса этого овала стояло высокое, роскошное испанское кресло. Оно кричало алым цветом бархата и золотом инкрустации, и в нём замерла, трогательно-напряжённо выпрямив спинку, Милиния. Над её причудливо завитой причёской мерцала ажурная, изящнейшая, свитая из золотой нити корона. Застыв в этой напряжённой позе, принцесса не отводила взгляда от стоящего пред амфитеатром маленького придворного поэта. Тоби, держа перед собой в дрожащей руке лист, второй энергично взмахивал, громко декламируя. Мы захватили, очевидно, самый конец:

У меня перехватило дыхание, когда «Шервуд» встал в едином порыве и гром аплодисментов ударил в плавающие огни. Мы с Эвелин шагнули в дверь и присоединились к аплодисменту. Нас встретили радостные взгляды, и появление наше вызвало новую волну ликования. Милиния, широко разведёнными руками вцепившись в подлокотники кресла, не сдерживаясь плакала. Омелия, выйдя вперёд, сменила убежавшего за спины Тоба и, подняв руку, обрезала шум и громко произнесла: