Том Шервуд - Люди Солнца

Да, рассчитано точно. Торопливо подошёл ко мне прокурор и, издалека поклонившись, неуверенно произнёс:

– Прошу меня простить, что я, не будучи представленным… Осмелился поприветствовать вас… Но, кажется, мы встречались в Лондоне, при дворе?

Я видел, что Дюк подступил ближе и внимательно слушает.

– А, это ты! – со снисходительной улыбкой шагнул я к прокурору. – Георг, кстати, о тебе спрашивает!

И, приоткрыв перед собой пустой лист, экспромтно процитировал из него: «Интересно, как чувствует себя наш неудачник, у которого даже немую из Эксетера не получилось повесить…»

– Она сбежала тогда! – отчаянно взмахнул руками прокурор. – Не моя неудача!

– Ну, – покровительственно посмотрел я на него, – начинай. Леди едва не опоздала, но теперь она прибыла и готова смотреть. Начинай.

– Ваша милость… Сию минуту! Палача не смогли доискаться, так майор Пошоттер назначает двух солдат, которые проведут исполненье.

– Что-о? – вытаращил я на него глаза. – Подожди-ка, дружок…

Быстро шагнул к даме, тихо спросил её:

– Как ты, Симония? В обморок не упадёшь?

– Не упаду, – отрицательно качнув маской, ответила Симония. – Но мне страшно.

– Да чего тебе бояться. Готлиб-то здесь.

Потом быстро повернулся, подошёл к прокурору и, не сдерживая голоса, заявил:

– В чьей тупой голове родилась эта мысль?! Провести казнь с нарушением протокола?! Чтобы при Дворе выслушивали рассказ о казни без палача?! Быстро. Исправляй положение. Солдат отставить.

Прокурор в полной растерянности отошёл к Дюку. Тот что-то сказал и влез в экипаж. Через пять минут в ворота плаца пролетел всадник.

– Сию минуту магистрат назначит нового палача, – доложил мне прокурор.

– Ладно, сказал я ему. – Ты Пошоттера позови.

Он, поклонившись, быстро зашагал к казармам. Я кивнул Готлибу, и он, побывав в недрах кареты, достал круглый столик, – добротный, лакированный, красный, потом дорожный сундук, и отнёс их к Симонии. Установив столик перед ней, Готлиб раскрыл сундук и уставил столешницу золотой (!) посудой. Поставил несколько бутылок самого старого, какое только смогли отыскать, самого дорогого вина. На поднос с Кетцалькоатлем положил хлеб, сыр, поставил судок с маслинами. Откупорил бутылки. И, ещё раз побывав в недрах кареты, изъял из них накрытый плотным гобеленом котёл. Одной рукой взяв осторожно котёл, второй достал треногу и принёс их к столу.

В эту минуту подошли начальник гарнизона – майор, и прокурор.

– Без церемоний! – вскинул я руку в дорожной перчатке. – Не нужно представляться. Скажу одно: при дворе старого вояку Пошоттера знают.

Майор от удовольствия побагровел, заморгал глазками. А Готлиб, сняв с котла гобелен, сказал со значением:

– Пр-рошу!

И достал из котла укреплённый над раскалёнными углями букан с массивными шипящими стейками. Оглушающий аромат хорошо пропечённого мяса ударил над плацем. В толпе оживлённо заговорили. Готлиб разлил вино в серебряные кружки. Нарезал сыр. С лязгом вывалил на золотой лоток серебряные ножи и вилки.

– Прошу прощения, сэр, – сказал мне прокурор. – У нас здесь присутствует ещё одно высокопоставленное лицо из Лондона. Не заинтересует ли вас его общество?

– Пригласи, – коротко сказал я.

«Примкнуть и возглавить».

И, когда Дюк подошёл, подал ему уже налитое вино, повторив удачную фразу:

– Мы сегодня без церемоний.

Он, кивнув, принял. Не без удивления посмотрел на золото. Взял поданный мной на вилке аккуратно отрезанный кусок мяса и, вдохнув аромат, приподнял брови.

– Индийские специи, – пояснил я ему, – этого года.

После этого мы все обернулись к маске. Симония подняла тонкую руку и отпила из мерцающего искрами бокала глоток вина. Тогда выпили все мы, и Пошоттер изумлённо простонал:

– Во-от это вино!

– Испания, – пояснил я ему. – Двадцатилетнее.

Изысканным жестом, обращённым к вниманию дамы, я указал на сыр, на маслины. Дама едва уловимо качнула отрицательно головой. И тогда я, Пошоттер, прокурор, Дюк взялись за ножи. И я, как недавно маленький Брюс, сделал открытие: даже у самого вкусного мяса совершенно нет вкуса, если оно поглощается в ожидании смерти.

Одолели по изрядному куску. Разлили в кружки ещё пару бутылок. Пошоттер выпил, тихо урча. Я склонился к Симонии, шепнул ей:

– Какой молодец Готлиб у нас, правда?

Она кивнула. Тогда я взял на вилку самый большой кусок мяса, до верха налил вином кружку и, подняв это в руках, спросил у Пошоттера:

– Можно?

И кивнул в сторону эшафота.

Майор быстро взглянул на Дюка. Тот согласно прикрыл глаза.

– Никаких препятствий! – объявил майор. – Пусть будет эта… Гуманность.

И я, неся перед собой «последнюю трапезу», пошёл сквозь расступающуюся торопливо толпу. Дойдя до помоста, аккуратно перешагнул сломанную ступеньку и подошёл к Бэнсону.

– Здравствуй, Бэн.

– Здравствуй, Том.

– Когда-то я сказал, что, если попадусь, хочу быть уверенным, что ты меня вытащишь. Получилось наоборот!

Мы улыбнулись.

– Ты всё знаешь про верёвку и стену?

– Да, ночью мне подробнейше всё рассказали. Кто ты – Дюк знает?

– Перебьётся, – ухмыльнулся я и крикнул ближайшим солдатам: – Развяжите руки!

Пошоттер, подходя к помосту, повелевающее махнул рукой. Руки Бэнсону развязали, унесли верёвки.

– Вино пей не до конца, – быстро, приоглядываясь на приближающегося Пошоттера, сказал я. – Чтобы не было повода снова связать рук.

– Когда? – уже шёпотом спросил Бэнсон.

– Скоро. Люди пробираются на вершину стены. Я тяну время.

Притопал Пошоттер. Спросил:

– Последнее слово скажешь сейчас?

– Сейчас, – кивнул бритой головой Бэнсон. И, протянув вперёд кружку, зычно произнёс знаменитую фразу римских гладиаторов: – Добрый народ доброго города! Идущий на смерть приветствует тебя.

Плац разразился одобрительными криками.

– Ну где же палач? – спросил я у Пошоттера.

– Гонца послал самого быстрого, ваша милость! Ждём… А вот и он!

В ворота въезжали двое: гонец Пошоттера и новоназначенный магистратский палач.

Мы вернулись к каретам. Мясо было съедено. Вино ещё оставалось, но уже немного, немного! «Где же Робин?! Сколько я ещё смогу сдерживать бег событий?»

Да сколько удастся. Потом пусть своё слово говорят сталь и порох.

Добыв из своего экипажа плоский ящик для дуэльных пистолетов, я поднёс его к столу.

– Нет, нет! – захохотал заметно опьяневший прокурор. – Его присуждено повесить, а не застрелить!

– Тут не то, – улыбнулся я ему и открыл ящик.

– Ба-а, это же… – протянул Дюк.

– Прошу пробовать, – радушно предложил я, и все взяли по сигаре.

Готлиб добыл нам огня. Мы закурили. Небывалого вкуса дым потёк по плацу. Да, сегодня народу на кухнях будет что рассказать.