Том Шервуд - Люди Солнца

– Где я – там самое безопасное место. Ползи сюда, быстро!

И протянул к ней руки.

Секунду помедлив, малышка встала на четвереньки и стремительно проковыляла под лавкой ко мне. Я крепко прижал её, выпрямился. Подошёл к столу, сел на второй стул. Как можно спокойнее произнёс:

– Он никогда, никогда больше не придёт. Сказать, почему? Я скажу. Потому что он умер.

– Умер?

– Да. Его больше нет.

– И не придёт?

– Не придёт. Никогда. Никогда! Верь мне.

– Мистер Том… – дрожащим голосом произнесла Кристина. – Что это такое вы говорите?

– Ты ведь верующая, Кристина?

– О да…

– Помнишь, в Библии сказано: «Нет ничего тайного, что однажды не стало бы явным»!

– Но как… Это связано с…

Вместо ответа я наклонился к Ксанфии и спросил:

– Когда дядя Бэнсон привёз вас в кузню, где мы познакомились. Ты помнишь, что мне рассказала?

Она судорожно кивнула.

– Что тебе ножку отпилили? Значит, он был не один?

– Трое, – прошептала малышка.

– Ты можешь вспомнить, как остальные вот его называли?

Я указал на точный, отличным мастером выполненный портрет.

Ксанфия бросила торопливый взгляд на портрет, сильнее прижалась ко мне. И, глядя на совершенно побледневшую Кристину, произнесла:

– Регент…

И, прижимая рукой Ксанфию, второй рукой я бросился и подхватил падающую со стула девушку.

К моему изумлению, рядом уже стоял Симеон и держал в руке ковш воды.

– Намочи ей лицо! – попросил я Ксанфию.

И она, окунув ладошки в ковш, прикоснулась ими к щекам Кристины.

Через пять минут, успокоив рыдания, Кристина сидела у стены, откинувшись на спинку стула. Безумными, больными глазами глядела мне прямо в зрачки.

– По шесть часов я стояла на молитве, – шептала она, – каждый день! Я молилась за него…

– Быть может, милая, твоя молитва поможет ему. Но ты молилась за зверя.

– Не могу, – снова начиная плакать, шептала она, – не могу верить…

– Регент!! – звонко сказал я. – Напал на нас в Мадрасе, со своей шайкой! Для грабежа! Убил моего друга! И четыре минуты я сам, лично сам, отбивался от его клинка! – И, снизив голос, прибавил: – Ты держись, держись, девочка. Видишь, судьбе понадобилось, чтобы ты узнала страшную правду. Узнала, как нежноголосый зверь Цын сделал тебя и родителей преданнейшими слугами. А гранильщика алмазов – преданнейшим рабом.

– Я не могу верить!…

– Хорошо. Я понимаю. Но если ты хочешь убедиться – для этого есть возможность.

Она полуслепыми от слёз глазами посмотрела мне в лицо.

– Вот Симеон. Его ручонку пришпилил к дереву Филипп, друг Регента и товарищ по шайке. Сейчас Филипп находится недалеко, под стражей у Бэнсона. Поезжай туда с Симеоном. Пусть Симеон узнает его. Привези с собою портрет. Сядь в укромное место. Пусть Филипп увидит портрет и произнесёт то, что тебя убедит, я надеюсь.

Они вернулись через семь дней. За это время я успел погрузить и отправить на фуражных возах едва ли половину имущества, находящегося в подземелье.

Войдя в гостиную, где я ожидал её прибытия, Кристина подошла и, глядя на меня больными, в чёрных кругах теней, глазами, тихо произнесла:

– Только не станем говорить гранильщику, ладно? Он не выдержит…

Вот так. И ещё через месяц мы закончили перевозку семьи Кристины, некоторых её слуг и того, что она захотела взять с собой, из имения Регента в «Шервуд». Для ведения дел и полного владения землёй и имуществом Кристина наняла управляющего, и я искренне удивился мудрости её выбора, поскольку им стал человек, которому оставил в своё время лошадей мастер Альба.

Перед выездом из бывшего имения Регента я отправил письмо домой. Эвелин сообщил, когда приезжаю, а Дэйлу поручил приготовить место для размещения новых жителей – Кристины и Симеона Киллингворт и их слуг.

Здесь я хотел бы попросить у читателя разрешения ещё немного продлить экскурсию по замку, мной самим до этого дня не изучившим его в полной мере. Итак, въезд в «Шервуд» находился в южной стене, ровно посередине. И любой въехавший в пространство замка видел, что пространство «Шервуда» разделено на два уровня. На южном ровном плато, как уже известно читателю, разместились: слева – конное ристалище, фуражные, конюшни, новая баня, каминный зал. Справа – кузня, большой цейхгауз, каретный двор, столярный цех, лесопильня. В углу поворота главной дороги – гончарный цех. А дальше был заметный подъём (так распорядилась скала, на которой возвели замок), по которому, например, поднялись ступени большой лестницы между каминным залом и церковью. И дальше этот подъём подчёркивал жилой массив: ряд из десяти почти одинаковых крытых черепицей домиков. Своими входными порталами он глядел на улицу вдоль каретного цейхгауза-столярки-лесопильни. Этот ряд находился на нижнем, «южном» плато. А над ним, на «северном» плато, – точно такой же ряд домов, но обращённый крылечками уже в хозяйственный двор, на противоположной стороне которого протянулись помещения коровника, и белела новенькой штукатуркой резиденция Дэйла. Собственно, «северное» плато замка состояло из двух пространств: башни-анфилады апартаментов с большой, мощёной брусчаткой площадью перед ними, – и хозяйственного двора. Их отсекала друг от друга стена-галерея, длинный крытый черепицей коридор-мост которой соединял угол северного каскада домов и восьмиугольную башню.

Итак, Дэйл, самостоятельно поразмыслив, нижний ряд домиков оставил для гостевых и посольских визитов, а четыре домика из верхних десяти наверху, напротив себя, приготовил для переселяющихся из имения Регента новых жильцов. Один – для Кристины и родителей, второй – для будущей семьи Симеона, третий – для гранильщика алмазов, нового ювелира замка «Шервуд», и четвёртый – для слуг. К нашему приезду печи в них были отлично протоплены, полы чисто вымыты, и каждый домик имел полный комплект мебели.

Снова меня тяготила усталость от долгой поездки в тесном пространстве кареты и волновала сменяющая её радость от встречи с домом. Миновав въездную башню, Робертсон чуть притянул вожжи. Карета встала. Я выглянул в окно. Растрёпанный, со щекой, измазанной углем, сияющий улыбкой, счастливый, стоял перед входом в кузню Климент. Я тяжело спрыгнул с подножки. Махнул Робертсону, и он покатил к площадке перед каминным залом. Подойдя к Клименту, я пожал ему руку. Спросил:

– Отчего радость?

Он повёл рукой в сторону соседнего входа, и мы вошли в главный, самый большой цейхгауз. Я ахнул. Вся предлинная южная стена была закрыта развешанным и поставленным вертикально оружием Регента.

– Никогда, – сказал Климент, шумно вздыхая, – не видел столько отлично кованного железа. Здесь есть булат! Инкрустация золотом, самоцветами, слоновой костью! Здесь есть цветные стали! И это только малая часть!