Андрей СЕРБА - ИСКАТЕЛЬ.1980.ВЫПУСК №4

— Ты не ошибся, боярин. Вы оба сильны и здоровы, и потому я не знаю, поймете-ли меня, калеку, но все равно слушайте. Хил и немощен ваш враг, боярин Адомас, нет у него ни друзей, ни товарищей, и только одно удерживает его в этой жизни — непомерное тщеславие и жажда власти. Они ему заменяют все. Самое страшное для Адомаса — это почувствовать себя простым смертным, жалким и презираемым калекой. Надо обрезать единственную нить, которая заставляет его цепляться за жизнь. Именно это я и собираюсь сделать с вашей помощью.

Конюший замолчал, судорожно сглотнул, поочередно глянул на князя и боярина. Но те молчали, и он заговорил снова:

— Вся сила и могущество Адомаса в его близости к великому князю Ягайле. Чтобы уничтожить Адомаса, надо лишить его милости и благожелательности великого князя. Все остальное доделают его многочисленные и могущественные враги, которые только и ждут, когда он споткнется, чтобы втоптать его в грязь. Умен и осторожен боярин Адомас, хитер и изворотлив, но с твоим появлением, боярин Боброк, ушла от него былая удача. Не смог он поймать тебя, отбить твое золото, не смог помешать уходу полоцких дружин. Погибло в степи ордынское посольство, и пропала Мамаева грамота. Не сумел он захватить живьем твоего гонца с письмами Андрея Ольгердовича и до сих пор не может прочесть их. Недоволен им в последнее время великий князь, и сейчас можно нанести боярину Адомасу последний удар.

— Но как это сделать? — спросил князь.

— Прежде чем выступить в поход, князь Ягайло должен дождаться гонца от Мамая, который сообщит, что и когда ему делать. Этот гонец уже в пути, его видели на степном порубежье. И грамота у него, видно, непростая, потому что охраняет его целый чамбул в тысячу сабель, А чтобы с грамотой ничего не случилось, как в прошлый раз, великий князь посылает навстречу гонцу боярина Адомаса с пятью сотнями своих панцирников. И если вы поможете мне, Ягайло никогда не увидит этой грамоты. После этого всемогущий боярин Адомас исчезнет.

Судорожно дернув головой, конюший умолк, вытер рукой губы. Внутри Боброка все дрожало от волнения, но голос его прозвучал, как и прежде, ровно и спокойно:

— Представляешь ли ты, какой крови это будет стоить?

— Да, грамота будет стоить немалой крови, но я в результате выполню обет своей жизни, а вы, князь и боярин, получите в свои руки грамоту, которая нужна московскому князю не меньше, чем литовскому. А грамоту будем отбивать так. Нас здесь трое, так пусть каждый возьмет на свои плечи равную ношу. Вы, князь и боярин, займетесь татарами, а я литовцами. Когда вы будете отбивать грамоту, знайте, что ни один Адомасов воин не придет им на помощь.

Конюший сунул руку за пазуху, достал оттуда узелок. Развязав его, он показал князю горстку порошка, завернутого в тряпицу.

— Этого достаточно, чтобы отравить целый колодец. Я оставлю без коней все пять сотен великокняжеских воинов.

— И где ты думаешь отравить воду? — спросил боярин Боброк. — Это надо сделать там, где литовцы не смогут достать новых коней или послать известие князю Ягайле, чтобы он отправил новый отряд.

— Боярин, я сделаю это там, где ты скажешь.

— А где должны встретиться ордынцы с литовцами?

— На поляне у старых развалин, что в Черном лесу. Ты знаешь это место, боярин?

— Я не раз бывал там, — ответил вместо Боброка князь Данило. — А знаешь ли ты мельницу у перекрестка на старой степной дороге? Вы никак не минете ее на своем пути. Вот там и сделаете привал. Мельник Путята будет знать о тебе и, если потребуется, поможет.

— Адомас и его сотни выступают завтра утром, — проговорил конюший, взглянув на небо. — Если я вам больше не нужен, то поспешу в дом своего хозяина.

Он неслышно шагнул в проход между двумя глыбами и растаял в темноте ночи.

Весь обратный путь до усадьбы князь и боярин хранили молчание, каждый был погружен в свои мысли. И первое слово, сказанное Боброком, было уже в комнате, где их ждал воевода Богдан. Швырнув на лавку плащ и шапку, боярин сел в кресло, глянул на воеводу.

— Повтори еще раз, что ты говорил перед нашим уходом?

— В обед прискакал гонец от атамана Дороша. Он сообщает, что его дозор обнаружил в степи татарский отряд в тысячу сабель. Его путь лежит в Литву, и, судя по всему, это и есть Мамаев гонец со своей охраной, которого мы сейчас ждем.

— А теперь послушай, с чем пожаловал к нам ночной гость. — И Боброк со всеми подробностями передал воеводе содержание состоявшегося разговора.

— Что скажешь на это?

Воевода неопределенно пожал плечами.

— Конюший не сказал ничего нового. О гонце нас уже предупредил Дорош, а что Ягайло вышлет навстречу татарам свой отряд, мы тоже догадывались.

— Ты забываешь, что конюший предложил свой план. Если мы примем его, то нам придется иметь дело не с пятнадцатью сотнями врагов, а с десятью. Князь, сколько воинов у тебя?

— Три сотни.

— А сколько тебе нужно времени, чтобы получить помощь от других русичей, наших единомышленников?

— Шесть-семь часов.

— Много. Конюший сказал, что Адомас с литовским отрядом выступает утром, а нам, чтобы опередить его и иметь время для засады, надо выступить немедленно.

Князь Данило дернул себя за длинный ус.

— Три сотни у меня, столько же у Дороша, полусотня у тебя. Маловато. Трудненько придется нам.

— И поэтому помощь конюшего для нас — дар судьбы. Принять нам ее или отказаться?..

Они долго еще сидели за столом, обсуждая все слова и даже жесты конюшего, советуясь и делясь сомнениями. И в конце все-таки решили довериться конюшему, принять его план. Но для предосторожности договорились установить тайное наблюдение за мельницей Путяты, чтобы доподлинно и в кратчайший срок знать, что там произойдет.

— Что ж, други, коли переговорили мы обо всем, то пора поднимать людей и выступать в дорогу, — сказал Боброк. — Путь неблизкий — до степного порубежья. А затем до самого Дона, под русские стяги великого московского князя Дмитрия Ивановича.

Вначале в ворота въехал толстый важный сотник с огромными усами, за ним по трое в ряд протиснулось десятка два конных латников с длинными копьями в руках, и лишь после этого в воротах появился боярин Адомас, рядом с которым трясся в седле его конюший.

Сотник остановил коня перед вышедшим на крыльцо мельником, расправил усы.

— Смерд, напоишь наших коней. Да живо покличь хозяйку, пусть приготовит поесть вельможному боярину, — кивнул он на Адомаса.

Мельник, высокий мужик с широкой бородой, в покрытой мучной пылью рубахе, переступил на крыльце босыми ногами, посмотрел снизу вверх на сотника.

— Коней я напою, а насчет хозяйки пусть боярин не прогневается. Нет ее дома.

— А где она? — топорща усы, рявкнул с седла сотник.