Владимир Смирнов - Над океаном

И, словно услышав Машкова, в эфир вышел Ионычев, вызывая заправщиков:

— «Аксай Четыреста пятый»! Четыреста пятый! Я — «Барьер Девять девяносто шестой». Прошу связь.

В наушниках посвистывал, взбулькивал, потрескивал эфир. Внизу, далеко, очень далеко, в плотно-серой дымке провалились облака, и в засиневшей глубочайшей пропасти, от которой захолонуло сердце, прорисовались стремительными штрихами очертания побережья — тускло высветились сине-коричневые базальты скал, зеленовато-серым войлоком лежала стылая вода холодного северного моря, тоненькой белой ниточкой змеилась полоска океанского прибоя. Все это мелькнуло и пропало во вновь сдвинувшемся толстом одеяле.

— На связи «Четыреста пятый Аксай», — басом ответил эфир. — Добрый вечер, «Барьер». Работаем с вами?

— Вечер добрый. Да, вместе.

— Есть... Девяносто шестой, мое удаление от пункта ноль шесть сто. Ваше?

— Понял, сто, — отозвался Ионычев. — Мое тоже сотня.

— Штурман! — тут же заинтересованно включился в СПУ Кучеров. — А у тебя сколько?

— Сто десять, — недовольно отозвался Машков. — Уже меньше, конечно...

— Кто врет? — радостно осведомился Кучеров.

— Не я!

— Ясное дело...

— Хотя по-разному с ними идем — вполне...

— Понятно-понятно.

В наушниках раздается приказ комэска:

— Полста третий, увеличиваем «стрелу» на пятьдесят.

— Есть, пятьдесят. — Кучеров мягко подал вперед сектора газа, увеличивая скорость, и положил руки на штурвал, кивнув Николаю. Тот медленно, нехотя снял ладони с нагревшихся рукояток. Ту-16, свистяще гудя, шел за правым крылом своего ведущего ровно, как привязанный.

Через две минуты, после краткой переклички команд, пара бомбардировщиков, пройдя поворотный пункт, легла в широкий левый разворот и, закончив его, вышла на прямую, ведущую в точку встречи с танкерами-заправщиками. Оба они должны были принять в частично опорожненные топливные баки керосин и только после этого выйти на длинную, длинную дорогу, ведущую в океан, — каждый по своему пути, как того требовал полученный ими в воздухе новый приказ.

— Начинаем снижение, занимаем эшелон шесть тысяч.

— Есть. — Кучеров перевел штурвал вперед, подтянул газы — и корабль, опустив нос, заскользил с гигантской, начинающейся на высоте двенадцать километров, горы.

— Девяносто шестой, у меня удаление от пункта ноль один сорок. Ваше?

— Тоже сорок.

— Хорошо идем, — хмыкнули наушники.

— Экипаж, усилить наблюдение, — приказал Кучеров. — Подходим к точке встречи.

Стрелка высотомера медленно ползла по шкале, прошла отметку семи тысяч, шести с половиной, подошла к шести. Кучеров выровнял машину и покосился влево, пытаясь разглядеть над горизонтом летящие танкеры. И едва он, щурясь, углядел бело-светящиеся, вытянувшиеся над линией горизонта пики — стрелы инверсии, — как Щербак громко объявил в СПУ:

— Командир, слева ракурс одна четверть, на нашей высоте вижу танкеры.

— Молодец! — Кучеров был доволен: его стрелок первым обнаружил самолеты. — Девяносто шестой, наблюдаю слева в ракурсе...

— Вижу, — недовольно отозвался Ионычев.

Николай, наклонившись вперед, завороженно наблюдал, как к ним медленно и неуклонно приближаются две пушистые прямые струи; вот уже отчетливо видны силуэтики оранжево поблескивающих в лучах закатного солнца самолетов; они постепенно растут в размерах, уже можно разглядеть, как отлетает от них, клубясь и тут же морозно застывая, инверсия. Первая его боевая заправка, по-настоящему первая. Все, что было на полигоне, на учебе, — все не в счет. Эта — первая. Первый патруль, первая заправка. Но все будет в порядке, обязательно в полном порядке, иначе... Иначе вообще не стоило начинать — не сейчас начинать, а тогда, четыре, нет, пять лет назад, даже раньше... Почему командир так странно смотрит на него?

Кучеров наклонился вправо, через проход, и хлопнул помощника по колену.

— Красиво, а? — прокричал он, не нажимая кнопку СПУ. — То-то! Разве у нас работа? Картина! — Он засмеялся и подмигнул. У Николая отлегло от сердца, и он, даже не успев ответить, услышал команду ведущего:

— Внимание! Начинаем работать. Рассредоточиться!

Танкеры были уже рядом. Отчетливо виднелись опознавательные знаки — эмблемы части на бортах, поблескивал дюраль обшивки на стыках. Две огромные машины, внешне двойники воздушных кораблей, шли впереди и несколько ниже, широко распластав раскинутые крылья и отчетливо, явственно опираясь на них, как на руки.

А дальше все пошло быстро и изящно-ритмично, как в доведенном до совершенства танце — только быстрота была замедленной и растянутой во времени и пространстве, и площадка танцоров раскинулась на сотни километров в вышине, а аккомпанементом был ровный гул турбин и потрескивающая помехами тишина в наушниках: каждый знал свою фигуру, свое место, и разговоры были излишни.

Ведомый танкер — «двойник» Кучерова, — не меняя высоты, двинулся вправо и быстро заскользил боком, входя под строй бомбардировщиков; Николай завороженно, едва дыша, следил, как он уверенно уходит под строй, скользя наискось; вот он нырнул под машину комэска, вот он точно под ней; жутковато-взбудораженно, глухо ударяется в виски сердце; Ионычев по команде своего КОУ заложил небольшой, точнейше рассчитанный крен и заскользил влево, к ведущему танкерной группы, а ведомый танкер, продолжая движение, уже приподнял нос и всплыл на одну высоту с Кучеровым — и оказался впереди слева рядом.

— Перейти на свои «дорожки»! — Эта команда комэска — последняя перед дозаправкой. Кучеров, не глядя, опустил вправо под сиденье руку и, положив пальцы на панель радиостанции, быстро перещелкнул канал связи. Все, теперь каждый дуэт — танкер — бомбардировщик — будет слышать только себя: пары разделились, чтоб не мешать друг другу.

— Занимаю строй заправки, — негромко оповестил Кучеров экипаж. — Помощник, следи за мной. И спокойно, ты чего? Мы с тобой все это уже проходили...

Танкер висит слева впереди совсем рядышком, настолько близко, что видна пульсация его крыла, вытянувшегося к кабине Кучерова; короткими толчками ходит его консоль, видны царапины и задиры краски на швах обшивки. Кучеров почти незаметными, точнейшими движениями пошевеливает рулями, не отрывая взгляда от этого крыла. Вот оно уже в пятнадцати метрах, десяти... Всего лишь в десятке метров... А дистанция — дистанция ноль. Ноль! Два огромных корабля мчатся на шестикилометровой высоте со скоростью шестисот километров в час, почти соприкасаясь крыльями.

— Строй заправки занял, — быстро, очень быстро не произносит, а выстреливает Кучеров в эфир.

— Е-есть... Выпускаю шланг... — хрипловато предупреждает командир танкера. Какой он хоть внешне, этот командир, которому постоянно приходится выполнять эту, именно и только эту работу?