Николай Пряничников - Золотой гроб

— Ну, что, сказал Мишка — вперед!

Мы по жердине в два этапа спустились вниз. По знакомой галерее добрались до того места, где Саньку цапнула змея. Остановились у замурованного входа. Топориком я отрубил еще несколько корней, чтобы освободить место для долбежных работ. Честно говоря, качающиеся перед носом закрученные концы корней, радости не вызывали. Пока рубил понял, что избавиться от фантазии и выбросить из головы эту серую гадину в кубиках можно только сильному человеку.

Кто нас убедит, что в стене за корнями она была одна? При этой мысли по спине пробегала дрожь отвращения и страха перед тварями.

Наконец, с корнями было покончено, Михаил взял ломик и начал долбить стену. Дело продвигалось медленно, минут через десять мы поменялись ролями. Ломик был слишком лёгок для разрушительных работ, да и в тесной галерее было не развернуться. Тем не менее, еще через 10 минут один кирпич был раскрошен основательно и после очередного удара, ломик провалился, и чуть не улетел за кладку. Я посветил в маленький пролом, — за стенкой была пустота.

— Честно говоря, я даже немного волнуюсь — признался Мишка — а после всех этих змей вообще неврастеником станешь. Как ты думаешь, Иван, на хрен этим монашкам было замуровывать ход?

— Сейчас добьем эту стену и узнаем — с сомнением ответил я.

Дело пошло веселей. Кирпичи вываливались один за другим, что подтверждало мысль, о том, что ход замуровывали в спешке. Наконец, ниша образовалась такая, что мы легко могли проникнуть внутрь. Я надел на плечи свой рюкзак и первым протиснулся сквозь пролом в неизвестность. Фонарь высветил впереди достаточно широкий кирпичный коридор, по которому можно было идти не нагибаясь. Но потолок был уже не кирпичным, а заложен черными бревнами. Путь резко пошел вниз, Михаил следовал за мной. Через двадцать шагов мы уперлись в толстую деревянную дверь с внутренним замком. Я осторожно попробовал ее открыть, она не поддавалась. Навалился плечом — дверь шаталась вместе с дверной коробкой. Тогда я снял рюкзак, достал пистолет и выстрелил в замок. Мелкая свинцовая пулька оставила вмятину в коробке, но замок не повредила. Еще раз пальнул — результат тот же.

Тогда мы попробовали открыть дверь монтировкой, — не хватало рычага.

— Погоди, — сказал Михаил, сейчас попрошу ребят сбросить подходящую дубину.

Он ушел. Я убрал пистолет в рюкзак и несколько раз двинул дверь плечом. Она стала поддаваться еще больше, но вместе с дверной коробкой. Я стал расшатывать хлипкое сооружение руками. Требовалось еще одно усилие, чтобы вся дверь провалилась внутрь прохода.

— Подожди — услышал я через пять минут из основного хода голос приближающегося Михаила. — Уже несу. Сейчас мы ее подденем…..

Но, мой проклятый азарт и безрассудство испортили все дело. Я отошел на три шага и с разбегу ударил в дверь ногой. Это была грубая ошибка. Дверь провалилась вовнутрь, я полетел за ней и стал рушиться потолок. Сверху, сломав бревна, посыпались валуны и осколки дерева. Кругом затрещало, загудело. Я прильнул к стене, что — то больно ударило в плече, в голову. Раздался тяжелый все сотрясающий удар, наверное, обрушился весь потолок галереи. Меня снова жутко стукнуло по голове и сознанье померкло.

Не знаю, сколько я лежал без памяти? Когда пришел в себя, кругом была беспросветная тьма и стояла такая гнетущая тишина, что я слышал свое дыхание и биение сердца. Потряс головой, пощупал ее руками — на затылке, на разрубленной коже бугристо запеклась кровь. В висках ощущалась тяжесть и тупая боль в области глазниц. Фонаря в руках не было, обе ноги были под завалом.

Я с трудом высвободил их из — под обломков и всякой земляной и деревянной дряни, Колени болели так, как будто их долго били резиновым молотком. Позвал Михаила. Из тьмы никто не ответил. Еще раз позвал — опять тишина. Мой голос глухо прятался в уголках завала. Я еще пять минут ошеломленно сидел в полной темноте. Посоветовался со своим внутренним голосом. Оба мы пришли к мнению, что ситуация такая, что хреновее не бывает. Я находился в устрашающей пустоте, состоящей из времени и ограниченного пространства. А страх напряженной тишины вызывал неудержимый вихрь самых мрачных фантазий.

Пошарил кругом руками, пытаясь найти фонарь, но все было завалено камнями, землей и осколками бревен. Пополз искать Мишку, но сразу наткнулся на крутую, вздымающуюся вверх гору обвала. Я с трудом взобрался на него, но все мои попытки пролезть узкую расщелину между потолком и обвалом, не увенчались успехом. Она была слишком мала. Я опять стал кричать и звать Михаила, но из темноты никто не отзывался. Может, Мишка не под завалом? Может, успел отскочить, когда стал рушиться потолок? Ведь он, вообще, еще не успел войти в эту галерею, прежде чем я разбежался и ударил в проклятую дверь ногой? Я силился собраться с мыслями, но они, как стая летучих мышей, вслепую метались в голове и не находили выхода. Положение казалось просто чудовищным.

Я на ощупь спустился с горки вниз, нащупал какое — то бревно, сел, постарался успокоиться и стал осмысливать реальность. С поверхностью меня сейчас разделял многометровый слой земли. Все время пока мы шли сюда, галерея шла под уклон. Следовательно, до поверхности сейчас, может быть и восемь и десять метров. При этой мысли меня пронзило ужасное чувство замкнутого пространства. Я встал и попытался сделать несколько шагов по проходу в противоположную от завала сторону. Но и здесь пол был усыпан рухнувшими со сводов и стен кирпичами и камнями. Под ногами также были бревна, осколки от двери, но, похоже, что сам проход уцелел. Шаря руками по стене, я вернулся к завалу и принялся на ощупь разбирать камни.

Сначала, надо попробовать отыскать мой фонарь. Без него в подземелье определенно смерь. Без фонаря и без воды. В первую очередь надо откопать мой рюкзак, который я до обвала положил перед дверью на пол, там были и спички, и свечи, и запасной фонарик, и саперная лопатка и бутылка минеральной воды… Сбивая руки и обдирая ногти, в полной темноте я стал по кускам доставать все, что было в нагромождении обвала, и скидывал это в противоположную сторону. Началась яростная, почти бессознательная проза борьбы за выживание.

Я работал, может быть, час, а может и два. Часы на моей руке продолжали тикать, но я не мог узнать, — сколько времени. И вообще не знал, сколько времени прошло с тех пор, как я очутился в западне? Судя по тому, что желудок щемило от голода, а кровь на затылке запеклась до твердой корки, я предположил, что с момента обвала прошло никак не менее нескольких часов. Но, может быть и сутки и более? Сколько времени я пробыл без сознания?

Изредка я останавливал работу и напряженно затихал в надежде услышать какой — нибудь звук. Тишина была настолько гробовой, что я по инерции вновь ощупывал себя, чтобы убедиться, что все это не сон, и я продолжаю существовать.