Станислав Жейнов - Другой

— Игорь! Игорь! Проснись!

Сергей тормошил белоруса, но тот долго не приходил в себя:

— Просыпайся!.. Давай!.. Давай!.. Просыпайся!..

Игорь очнулся, но долго не мог отдышаться, будто бежал кросс:

— Что? Что?..

— Все! Все, успокоился?!

— Я в норме… все я в норме, — ответил Игорь, голосом человека, который совсем не в номе.

— Ребята, что случилось? Послышалось из другой палатки, и уже четче. — Кто кричит?!

Саша заглянула к нам:

— Что?

— Ничего, просто приснилось, — сказал Сергей. — Ничего страшного, иди спать.

Игорь встал перед входом, на колени, повернулся ко мне:

— Глеб, дай сигарету.

— Будешь курить?

— Угадай.

По дрожащему голосу белоруса, слышно, что его колотит, меня коснулась рука, почувствовал вибрацию.

Я спал в спортивных штанах, пачка в кармане, протянул ему последнюю сигарету. Игорь вышел из палатки.

— Как ты, Игорек? — спросила Саша.

— Хорошо зая, хорошо, иди спать…

— Мне страшно. Я не засну.

— Ложись на мое место, а я у тебя лягу — хорошо?

— Ладно. Ты только не кричи больше, знаешь, как испугалась?!

— Ну что ты? Я вот, совсем не испугался.

— Ты смелый.

— Ну, я же мужчина.

Сашина куртка зашелестела в проходе:

— Я к вам, можно?

— Ложись возле меня, — зевая сказал Сергей.

— Ну а как же… Обними меня, мне страшно. Слышишь, какой ветер поднялся на улице? И гремит, я такого грома еще не слышала.

— Да. Пройдет дождь, и опять станет тихо.

— Ты теплый, у тебя пузо теплое.

— До свадьбы за живот.

— Что?

— Так, просто вспомнил.

И еще через пол часа не заснул, как комок к горлу подступил, и дышать не давал. Она близко, и она не со мной. Может, уехать? Просто взять и уехать. Куда я отсюда денусь, на чем я?..

— Чего тесниться, — говорю. — Я тоже в ту палатку пойду.

Ответа не последовало, вместо этого сладко вздохнула Саша, Сергей захрапел. Я вышел из палатки, и в лицо ударил свежий холодный воздух. Белоруса не было в палатке, вгляделся в темноту, но не увидел его. Ни здесь, ни на пляже, и насколько просматривается берег, его нигде не видно.

Вернулся. На столе сигарета, которую отдал Игорю. Значит, не закурил. Достал спички, ветер далеко отбросил, искристый кусочек серы, с удовольствием затянулся, глубоко, кажется, даже почки и селезенка вдохнули густого дыма. Как можно отказаться от сигарет? Заставить себя курить, тоже нужна сила воли. Когда, столько кричат о вреде курения… Я смелый человек. И волевой. Хоть плачь, а два блока в месяц… Если ни я, то кто?

Налил воду в кастрюлю, поставил кипятиться. Неудобно, конечно, в кастрюле, но чайник кто-то спалил…

Почему же так гадко на душе? Будто солью посыпали. Опять поискал Игоря, но его нигде не было.

Нехорошее предчувствие, даже сигарету не докурил, побежал к озеру. От ветра глаза слезились; лунная дорожка с трудом держалась на больших, пьяных волнах. Стих, еще в школе написал, как же там было? А громоздкий… — нет. А жестокий… — нет. А тяжелый океан, сочной бледностью наполнен, мной раздавлен и уволен, и ревнивой гильотиной рассечен напополам… Как-то так. А ведь он — там! Очень далеко… там, в лунном свете, мелькнула и пропала точка. Показалось?!

— Игорь! — крикнул, как можно громче. Конечно, ответа нет, да и не может быть: такой ветер, со стороны озера. Побежал к лодке. Она рядом, на половину в воде; Антон накрепко привязал к деревянному мостику. Дернул за веревку, но узлы не поддались.

Побежал в лагерь, схватил со стола нож, вернулся. Быстро перерезал веревки, стянул лодку в воду, запрыгнул, погреб изо всех сил.

Оторваться от берега трудно, уже выдохся, а проплыл всего, метров пятнадцать. Вода бьется в тупой нос лодки, и ветер, как дротики вонзает в тело, холодные капли.

Кажется, дальше от берега волны меньше и ветер не такой сильный. Может, просто привык? Нет, лодка плывет быстрее; берег отдаляется; черная полоса становится тоньше, совсем исчезает, когда тучи обволакивают луну. Темнота не сбивает, ориентиром мне ветер, он дует в спину.

А если, это был не Игорь? Может, давно вернулся в палатку, досматривает свой ужастик, с головой залез в теплый спальный мешок, смакует каждый кадрик, посапывает, потеет, и нет ему никакого дела до сумасшедшего Глеба, с его галлюцинациями.

Молнии сверкают совсем близко, от грома вздрагиваю, внутри холодеет, но страх здесь не при чем, я не знаю страха, просто: сильный грохот высасывает из клеток фреон, и тот несется по венам, замораживает мозг, наполняет желудок льдом.

Слышал, что рыбаков в дождь часто убивает молнией. Мокрая лодка проводит электричество, и если каким-то случайным образом, ты тоже намок под дождем… Но и это не пугает, а вот когда ветер разворачивает лодку боком, и волна закручивается в спираль, почти переворачивает к верху дном… — тоже не страшно.

Выскочила луна, и я опять оглядываюсь на дорожку. Что-то там есть. Я видел сети, с такими большими пластиковыми поплавками, и если это они… Никогда никто не узнает, как я спасал ночью пластиковый буек. Чуть не утонуть из-за своей дурости, если даже бородатый уже…

Гребу пол часа, оглядываюсь, зову Игоря, снова налегаю на весла. То, что я видел — не поплавок, не бревно, и не чайка. И все, что издевательски хихикая, придумывало мое второе — я, стало неактуальным. Там, в воде — оно двигается. Медленно, против волн, против ветра.

Он хороший пловец, но волны измотали; совсем обессилел, нахлебался воды. Еще немного, и я бы не успел. Почти не помогал, когда я вытаскивал его из воды. Он большой, тяжелый, и я устал, и эти волны… Я держал его за подмышки, хотел перехватить, за ремень, подтянуть, потом за ногу и в лодку, но это не так просто. Игорь почти без сознания, если выскользнет, то сразу пойдет ко дну. Так я держал его минут пять, наконец, решился, рванул на себя, за волосы, за джинсы, тяну, тяну, тяну… Волна, и ветер в этот раз помогли. Уже упускал его, но вдруг стало легче, вода опрокинулась в лодку и Игорь вместе с ней. Упал на меня, и кажется совсем перестал дышать.

Мы пролежали так, долго. Я не мог пошевелиться, такой он тяжелый. Как получилось втащить?

Белорус пришел в себя, дал мне подняться и опять распластался на дне. Я сел, взял весла, посмотрел на Игоря и улыбнулся. Стало весело, жутко весело, никогда такого не было, и я смеялся, не понимая почему, хохотал и не мог остановиться. Все-таки догнал. А я молодец.

Ветер погнал нас к берегу; я не греб, только корректировал курс, держа лодку перпендикулярно волнам. Но теперь не перевернет, мы стали тяжелее, устойчивее.

Игорь шептал, но не мне, а так, что-то про себя. Я наклонился но, не смог расслышать. Кажется: "…не хочу и не буду…" но это не точно, он все время куда-то проваливался и не получалось разобрать.

— Что? Что ты говоришь?