Станислав Жейнов - Другой

Тогда я жил с родителями, с мамой и отчимом. У отчима своя большая квартира, но я не хотел туда. Жил с ними, и кормили и обстирывали, и с отчимом я подружился… С ним и в спортзал — футбол, тренажеры, и в кафе — коньячок, кофе, и дома в карты, до утра…

Через неделю, после дня рождения переехал. Мы с Машей стали жить вместе. Самое счастливое время, когда люди только узнают друг друга. Разница у нас три года, но рядом с ней чувствовал себя стариком. Веселая, наивная, энергичная — ворвалась в мою размеренную, устоявшуюся жизнь. И мне это понравилось. Ни дня покоя, всегда: театры, клубы, путешествия… Ее надо было хорошенько выгулять, и я старался, изо всех сил. Во всем потакал, баловал, и казалось мало, хотелось еще, еще… Не когда ее не обижу, говорил себе, не расстрою, она всегда будет улыбаться… Я неплохо зарабатывал, но наш медовый месяц, превратился в медовый год. Объездили всю Европу, и из Южной Америки уже поглядывали на Азию. Я влез в долги, но останавливаться не собирался. Пришлось продать свой любимый "Ровер", пересел на старенький "Опель". Продал дачу, гараж, и все равно не хватило. На обратную дорогу из Мальты, пришлось одалживать у отчима.

На этом наши путешествия закончились. Но потребность в них, отпала сама собой. И стоило тратить столько денег?..

Сергей купил домик, под Новгородом, триста километров от нас, совсем недорогой. Лес, река, грибы, рыбалка — отлично. Все свободное время, все праздники — там. Мы оккупировали его дачу, хозяйничали, как хотели: построили баню, посадили деревья, разбили огород. Сергей не был против, даже нравилось, что дом не пустует, сам появлялся редко, а со временем совсем перестал приезжать. Работал без выходных, с шести утра до десяти вечера: на дачи, на хобби(катался на Кайте), на личную жизнь, ни на что, времени у него больше не было. Последние два года виделись раза три, и так — мельком в городе.

Жизнь вошла в колею, все стало на свои места: робота, дом, дача, робота… Три года — как один день.

Как-то Маша сказала, что хочет ребенка, и я испугался. Я любил ее, сам хотел детей, и только от нее, но куда ей… Сама еще ребенок. Я сказал: к этому разговору мы вернемся, через два-три года. Ночью, услышал, что она плачет. Обнял:

— Машенька, нам надо поговорить.

— Ты злой, ты не любишь детей…

— Не надо так, зачем ты?.. К таким вопросам, надо подходить серьезно…

— Это как?

— Это жертвы.

— Перестань. Он будет. Такой маленький, крошечный…. Вот представь…

— Ты меня не слышишь.

— Права мама…

— О! Расскажи, лучше, про маму… Любопытствую…

— Какие жертвы, Глеб?

Машенька плакала взахлеб, я включил торшер, погладил ее волосы:

— Маленькая, перестань, что ты?

— Какие жертвы?

— Мне пройдется бросить курить…

— Я согласна… Это все?

— Нам придется бросить пить.

— Я не пью.

— Отлично, опять все мне.

— Ты тоже не пьешь.

— Наивная, маленькая, девочка, даже не представляешь себе величину ответственности…

— Назови причину, хоть одну…

— Причину?!

— Да!

— Хорошо! Ты..! Дети — это… Когда я, еще… даже раньше… Головная боль человечества… понимаешь?

— Причину назови.

— Причину?

— Да.

— Хорошо!

— Чего молчишь?

— Думаю, с какой причины начать.

— Ты меня не любишь! От любимых женщин хотят детей.

— Я хочу, от тебя детей, много детей… И я люблю тебя.

— И что?

— Маша, я задам вопрос, ответь только честно… Это будет плохой вопрос, но я задаю его себе… Часто задаю… В этот мир придет человек, в мир бездарностей и холуев. Он придет, прилетит к нам звездой, и его начнут сжимать, пилить, шлифовать. Грани сотрутся и звезда станет, монеткой, маленькой, серенькой, плоской монеткой. Хитрить, подстраиваться, унижаться, и закрывать глаза, всегда закрывать глаза, потому что смотреть — больно. Научится ходить мимо чужой боли, а иначе станет самым несчастным на земле.

— Что ты такое говоришь?

— Это было в Чите, в аэропорту. Мы встречали папу. Мне десять лет, темно; я сижу в машине. А перед входом в аэропорт лежат трое. Одного запомнил, он ко мне лицом, на нем зеленый пуховик… такой, с кубиками… И люди, человек пять — шесть, две женщины среди них, точно помню… Бьют ногами… тех которые лежат. Долго бьют: минуту, две, отдыхают и опять бьют. А те даже лиц не закрывают, может, умерли уже… Выходит компания, из дверей, тоже — пять-шесть человек, может, думаю — заступятся? Нет. Тоже принялись бить. Тяжелыми ботинками: всмятку, в мясо, понимаешь?.. У одного в руках, бутылка пивная… так, просто вспомнил. Это люди — Маша. Люди. Десять, может их пятнадцать человек было, и что не одного нормального? Каждый… И каждый, в лицо ж гад метит! Кто они? Как они так, подобрались, в одну компанию?.. Все же подонки, как такое может быть? Это — люди, Маша. И я должен отдать им своего ребенка?.. А если он, станет, таким же как они?

— Ты не рассказывал… Зачем же ты врал? — "Через три года". Ты же совсем не хочешь…

— Мне нужно подумать.

— У тебя комплексы, а ты врешь про ответственность.

— Не будет театров — будут сОски, не будет ресторанов — будут подгузники и бессонница. Желтуха, ветрянка… "Маша, нас опять вызывают в школу!", "Ваш сын курит на переменах", "Мама, я беременна!", "Глеб! Она не отсталая — просто она флегматик".

— Я хочу спать.

— Машенька, согласись, что пока мы к этому не готовы…

— Выключи свет. Я буду спать… Нет, убери руки, я не хочу… В этом больше нет смысла.

— Как нет? Совсем нет? И что же мне теперь делать?..

Маша стала отдаляться от меня. Из отношений ушло тепло. Чувствую, как теряю ее, и ничего не могу поделать. В постели стала холодной, равнодушной. Я целую, она не отвечает, обнимаю, а она смотрит куда-то в сторону.

— Маша, если хочешь, ребенка, то давай заведем. Давай.

— Я уже не хочу. Ты прав, ты всегда прав…

— Ты любишь меня?

— Любви нет, — это выдумка, химические процессы головного мозга…

— Ты любишь меня?!

— Я не знаю, отстань…

Вот так, на голом месте. Взяло и рассыпалось. "Все вернется, все наладится, — успокаивал себя, — у каждой семьи бывают кризисы. Вот появится работа… интересная, увлекательная робота, и…"

Маша вышла на роботу, все стало еще хуже. В день мы могли быть вместе час-два, и ее это устраивало, меня — нет. Пол года жил с ощущением, что живу один; даже привык к одиночеству, смирился с ним. Одни выходные она в гостях у матери, другие на роботе, потом в Москву навестить больную подругу… Если не считать время на сон, за шесть месяцев провели вместе часов пятьдесят-сто.

Все очень просто. Не думал, что такое произойдет со мной, таким: умным, красивым, веселым, добрым, внимательным… — Так ему и надо гаду, в другой раз будет знать!

Хотел забрать ее после роботы, когда парковался, увидел, как Маша садится в джип; он ждал ее у обочины. Меня не увидела: не говорил, что приеду. Номера у машины Московские, парень, что за рулем, не местный, стало ясно по тому, как неуверенно ехал по улице, становился не в те ряды.