Юрий Яровой - Высщей категории трудности

Перед отъездом Саша раздарил все теплые вещи: голубую меховую куртку, варежки, носки, свитер и штормовку. Продукты он тоже нам оставил. С собой только взял на дорогу немного колбасы и банку консервов. Меховая куртка — предмет всеобщей зависти — досталась мне.

Добрейшая душа, наш Сашенька — Машенька. Машей мы его прозвали за длинные ресницы, ямочки на щеках и удивительную способность смущаться по любому пустяку. Он — самый молодой, он у нас с Люськой — бессменный паж. «Саша, я хочу пить!», «Саша, я завтра дежурная, я боюсь утром идти к реке за водой!», и Саша безропотно приносит Люське воды, Саша с радостью соглашается помочь приготовить завтрак. Когда в группе кто — то сердится, Саша смущенно похлопывает своими девичьими ресницами и старается всех примирить.

Мы сфотографировались на фоне заброшенных домов, и Саша уехал с веселым дедом.

— Передай, что контрольный срок переносится на два дня! — закричал ему Глеб вдогонку.

Два дня — Сашины продукты. Лишние продукты — лишние два дня.

Вот так нас осталось семеро, и первые десять километров по целине мы прошли молча. И достались они нам очень трудно.

Сейчас уже вечер, трещит большой костер, ребята заготавливают дрова, только нет среди них нашего Саши. Сейчас он, наверное, на вокзале.

Я вслушиваюсь в шум тайги: гуляет по вершинам ветер, сбрасывая с них снег, шуршат сосновые лапы, пощелкивают твердые прутья боярышника… Как странно шумит под ветром тайга: словно живая, словно какой — то великан ходит вокруг нашей палатки, задевает деревья, ломает кусты и дышит тяжело и устало…»

Привыкнуть можно ко всему. И очень быстро. Я не пробыл в Кожаре и суток, но все уже начало казаться обычным. И круглый, как арбуз, Виннер с застывшим на лице горьким недоумением («За что я страдаю? Я председатель спортклуба или завхоз? Чем я буду кормить вечером летчиков?»), и корректно — внимательный Воронов, и сухопарый педантичный полковник Кротов, и даже несчастье, с каждым часом все больше ощущавшееся, как запах гари в воздухе.

Полковник свои функции начальника штаба выполнял добросовестно и почти круглосуточно. В сплошной неразберихе, когда в Кожар съехалось до сотни людей, когда со всех сторон сыпались советы, ложные сигналы, когда авиация непогодой практически была прикована к аэродрому, он сумел навести относительный порядок и отправить на поиски в первый же день два спасательных отряда.

Шел третий день безуспешных поисков. Авиация, охотники — манси, лучшие туристы, проводники с собаками — все, что, кажется, можно было организовать в эти два дня — все брошено на поиски. И все пока безрезультатно.

Сегодня с утра мы с Вороновым были у секретаря горкома. Он обещал помощь, а под конец напугал:

— Ко мне вчера приходил наш прокурор. Он кое — что рассказал о предположениях. Прошу учесть следующее: манси считали Рауп священным местом. Обыкновенную гору они не объявляют священной. Понимаете? Никто зимой туда не рискует пройти. Никто!

И секретарь многозначительно поднял брови.

— Это, во — первых. А во — вторых, товарищи, известно ли вам, что в конце января был побег из колонии? Вы об этом не знали? Советую справиться в управлении трудовых колоний.

Из горкома мы пошли в управление к подполковнику Васильеву.

Васильев успокоил:

— Заключенные не бегают к Раупу. Что им там делать? Они стремятся на запад. Впрочем, сейчас уточним. Кузьма Иванович, — обратился он к черноусому рыхлому майору, — какие у вас сведения? Кажется, был побег?

— Так точно, товарищ подполковник. Бежали двое двадцать восьмого. Днем из зоны. Начальник караула наказан в дисциплинарном порядке, начальник…

— Поймали? — нетерпеливо перебил Васильев,

— Так точно, товарищ подполковник! На третий день!

— Вот видите, — сказал подполковник и развел руками, словно сожалея, что бежавших заключенных поймали и они никакого отношения к туристам не имеют.

Пришла радиограмма от Васюкова. «Кожар, Кротову. Следы группы Сосновского потеряли. Идем по Северной Точе. Курс — река Малик, перевал у вершины «1350». Видимость — двадцать — тридцать метров…»

Пока Воронов читал вслух радиограмму, я пытался представить видимость в двадцать — тридцать метров. Через улицу дома не видны… Но почему спасатели пошли на север? Я ловлю себя на том, что повторяю вопрос Воронова. В предыдущей радиограмме Васюков сообщил, что направление следов группы Сосновского — запад, на Тур — Чакыр. В чем дело?

Воронов отметил на карте координаты отряда Васюкова. Пунктир — маршрут спасательного отряда — круто повернул на север к Раупу? Ведь между Раупом и вершиной «1350» завтра собирались высадить пятый отряд Воробьева.

— Кажется, я их понимаю, — оторвался от карты Воронов. — Васюков хочет пересечь Главный хребет севернее, у вершины «1350». Эта вершина — узловая. В любом случае у вершины «1350» должны быть следы группы Сосновского. Если они вообще вышли на Главный хребет, — добавил он вполголоса.

Почти одновременно с радиограммой Васюкова вертолет «38» доставил записку из отряда Балезина, высаженного утром в десяти километрах от Тур — Чакыра.

«Товарищи! Передаем с пилотом «визитку» сосновцев и кроки их восхождения. Убедительная просьба вернуть «визитку» на Тур — Чакыр. Идем налегке по следам сосновцев. Лишние вещи и продукты оставили под вершиной. К Раупу придем через три дня. Надеемся на поддержку с воздуха. Турпривет! Балезин».

«Визитка» сосновцев оказалась листком бумаги, исписанным крупным четким почерком.

«На седьмой день похода вершину Тур — Чакыр взяли семеро туристов спортклуба «Мезон». Это историческое событие произошло в 13 часов по московскому времени 1 февраля 1962 года. Эпоха кайнозойская, период четвертичный, век — атомный». Дальше шли подписи: Г. Сосновский, В. Шакунов, Л. Коломийцева, Н. Васенина, Н, Норкин, В, Постырь, А. Броневский и приписка: «Берегись, двухглавый Рауп! Идем на «вы!»

Вертолетчики привезли также кроки — наброски карты с указанием следов группы Сосновского и места их ночевки.

Когда «визитка» сосновцев и записка Балезина попали в руки Воронову и он нанес все указанные в кроках координаты на карту, даже мне, человеку не искушенному в туризме, стало понятно, почему Васюков потерял следы на Северной Точе. Сосновцы и не могли быть там! Сразу от устья Северной Точи они повернули к Тур — Чакыру — это было совершенно очевидно.

— Это не совсем так, — возразил Воронов. — Они могли вернуться на Северную Точу или перевалить в ее долину выше. Правда, перевал в этом месте лишь на двести метров ниже самого Тур — Чакыра…

— Но ведь Васюков следов на Северной Точе не нашел!

Полковник тоже согласился, что раз следы на реке не обнаружены, сосновцы от восхождения на Рауп отказались и повернули на Сам — Чир. Единственное, что путало карты, — решение обоих командиров спасательных отрядов идти к Раупу. Васкжова еще понять было можно: потеряв следы на Северной Точе, он решил пересечь предполагаемый маршрут Сосновского вторично, у вершины «1350». И следы у этой вершины Васюков обязательно бы нашел, если бы сосновцы и в самом деле пошли к Раупу. Но ведь схема со следами сосновцев у Тур — Чакыра, присланная Балезиным, ясно говорила, что пропавшую группу нужно искать не у Раупа, а на Сам — Чире. Почему же тогда Балезин тоже устремился к вершине «1350»? На этот раз даже Воронов воздержался от предположений. Члены штаба зашли в тупик. Вся беда заключалась в том, что у Балезина не было радиостанции, значит, быстро выяснить, почему он повернул от Сам — Чира в противоположную сторону, было невозможно. А посылать к нему опять вертолет поздно. Светлого времени оставалось не больше часа, тогда как вертолету туда и обратно требовалось по крайней мере часа два.