Юрий Яровой - Высщей категории трудности

— Четверых беру с собой, — добавил он. — Через пять минут выступаем.

Воронов молчал. Нахохлился и смотрел мимо капитана, куда — то в угол палатки.

— Я не имею права вас отпустить. У нас нет альпинистского снаряжения.

— Э, — поморщился капитан. — Спустимся. Репшнур я забрал. Не возражаешь? Я их на этом шнуре, как на парашюте, спущу.

Воронов молча пожал протянутую руку Черданцева, молча проводил капитана с ребятами (пошли все вчерашние, за исключением сержанта) до подъема на перевал. И только когда они скрылись в метели, вдруг спохватился:

— У него же двое обмороженных!

В лагере Васюков его несколько успокоил:

— Капитан сала в тушенке наковырял, сделал какую — то мазь. Говорят, здорово помогло. Вам тоже могу дать, — предложил он мне.

Мазь напоминала вазелин, только бурого цвета. Пахла преотвратительно: горелый жир пополам с пихтой. Но щека зудела меньше.

Пока я возился с мазью, Воронов набил свой рюкзак, зашнуровал штормовку и натянул брезентовые бахилы. Я не сразу сообразил, что он собирается идти вслед за капитаном. Просто решил прогуляться по Малику, подобрать новую вертолетную площадку. Удивил меня рюкзак.

— Рюкзак? — усмехнулся Воронов. — Не могу же бросить капитана без подстраховки.

— Но пойми: тебе ведь штаб запретил покидать лагерь.

— Мало ли что можно запретить!

Он опять улыбался, от его подавленности не осталось и следа.

— К вечеру, я думаю, вернемся. Если не спустимся в ущелье. А может, спустимся?

С Вороновым ушли еще пятеро ребят. Взяли с собой ¦палатку, продукты, ракетницу… Не вернутся они сегодня. Будут ночевать на хребте, но не вернутся. Это было ясно написано на лице у каждого.

За Воронова остался Васюков. Он принял уход Воронова как должное. Ни тени удивления.

Вторую группу проводили тоже до подъема. Это метров триста по густому ельнику.

— Пока!

Помахали, прокричали «турпривет!» и исчезли в метели.

Вскоре после ухода вороновской пятерки Жора включил рацию. Подошел час связи с поисковыми отрядами.

Первым откликнулся Балезин. Я отчетливо слышал в наушниках его голос. «Алло, ребята! Мы идем по Соронге. Как слышите? Нас перебросили с Тур — Чакыра, как слышите?»

Я вернул наушник Жоре, и он сказал: «Записывай координаты…» Балезин был в районе того самого Мяпин — Ия, где Лисовский нашел избушку. Значит, ищут все — таки ту самую избушку?

Потом на этой же волне заработала вторая рация. В эфир вышел Воробьев. Он сообщил, что в отряде все здоровы, но продвигаются с трудом, так как снег глубок. По координатам выходило, что летчики высадили их километрах в сорока от Соронги, на каком — то притоке. Воробьев просил сообщить в штаб, что они уже сломали две пары лыж и один из спасателей идет на обломках.

Третий отряд в эфир не вышел. Видимо, у них было что — то не в порядке с рацией, так как позже выяснилось, что нас они слышали отлично.

Запросили Балезина о третьем отряде. Он назвал район где — то между нами и Раупом. Это самый северный отряд из всех четырех. Впрочем, сейчас их, считая группы Воронова и Черданцева, в районе Раупа уже шесть. К какой — то невидимой и неизвестной пока точке на Соронге двигались тридцать два человека с четырех сторон. Район поисков уменьшился до сорока — пятидеся — ти квадратных километров. На карте — миллионке всего — ничего, но чтобы обшарить даже это «всего — ничего», потребуется в лучшем случае три — четыре дня.

Тишина. Все звуки глушит снегопад. Даже треск костра не доносится в палатку. После ухода двух групп к вершине «950» лагерь сразу опустел.

Я вышел из палатки. Откуда — то из глубины леса доносились неясные звуки пил и топоров. Там валили лес, готовили новую вертолетную площадку. Снег падал все так же ровно, мягко и беззвучно. Снег навевал сон, снег подавлял своим безграничным равнодушием. Сразу вдруг заныла обмороженная щека и навалилась усталость.

Я вернулся в палатку, стряхнул толстый слой снега с одежды и сел у печки. Угнетающе действует вот такая бездеятельность: слоняешься, чего — то ждешь, и начинает тебя разъедать тоска.

В лагере остались я и Новиков. Он сидел в палатке у входа, где посветлее, разложив перед собой документы и тетради, найденные в палатке сосновцев. Когда я ему сказал, что к вершине «950» ушел не только Черданцев, но и Воронов, Новиков сделал сожалеющий жест.

Новиков ждал вертолета. В ответ на его сообщение, что следствие он закончил, штаб тотчас сообщил, что он должен вылететь первым же вертолетом. С этим вертолетом должен вылететь и я,

— Вы внимательно читали последние записи Васениной? — вдруг поднял голову Новиков.

— Как будто, — ответил я не очень уверенно. Читать — то я читал, но половину не разобрал — так мелко и так небрежно была исписана последняя страница.

— Как вы думаете, где она могла написать вот это?

Я подошел поближе и наклонился: «Десять раз скажу «должна» и выйду…»

— А вот еще одно место, — сказал прокурор, подчеркивая ногтем: «В том углу, где спит Глеб…». — Выходит, что эти строки написаны не днем четвертого февраля, а ночью, — усмехнулся он. — В ночь с пятого на шестое…

Я должен отдать дань мужеству Новикова. После того, как им же самим было совершенно неопровержимо установлено, почему туристы покинули палатку, он ни разу не вспоминал о своей «аморальной» версии — ни там, в горах, ни потом, в Кожаре, и сделал все возможное, чтобы предать ее забвению. И тем не менее, «аморальная версия» чуть было не сыграла решающей роли во всей этой истории. Но об этом я узнал уже позже, когда встретился с Сашей Южиным в Кожаре.

Саша спал в том самом номере и на той самой кровати, где до отлета в горы жил я сам. Администратор сказал: «Занимайте свое место», — и я его растормошил. Он испуганно подскочил, извинился, и тут я догадался, кто был передо мной. Я тоже извинился. А потом мы разговорились.

— Вы знаете, в старом поселке геологов я сорвался в шурф, повредил ногу и вынужден был вернуться домой, — рассказывал Саша, запинаясь и заикаясь. — До станции меня довез дед. Я не помню, откуда он взялся, как его звали. Помню только, что на нем была заячья шапка. Дед был веселый и на прощание похихикал: «Южин, а ногу сломал на севере».

Целую неделю я сидел дома и злился на себя. Я понимал, что упустил очень интересный поход. Рауп на туристских картах был неисследованным, абсолютно «белым» пятном, о нем ходило много самых невероятных слухов, и было очевидно, что ребята первыми в истории туризма прокладывают тропу к этому Раупу.

К походу мы готовились долго, тщательно изучали литературу, какую удалось обнаружить по этому району, получили задания от геологов…

10 февраля я, как и спортклуб, ждал от ребят телеграммы. Телеграммы не было, но я беспокоиться не стал, так как Глеб, расставаясь, сказал, что контрольный срок переносится на два дня. Вот, понимаете, как бывает.