Фредерик Неваль - Гробница Анубиса

В порту нас ждали двое, оба в сером. Они помогли нам подняться на борт элегантного прогулочного катера, который почти тотчас отдал швартовы.

Когда уже после восхода солнца я продрал глаза, выплыв из беспокойных глубин сна, мы полным ходом шли к Александрии по Ионическому морю мимо островов Греческого архипелага. Капитан, немногословный мужчина лет сорока, объяснил мне, что мы только что оставили позади Тиру, вскоре у нас будет заход в промежуточную гавань на Крите, там стоянка два часа, потом напрямик двинемся в Египет.

Покинув капитанский мостик, я принял душ и пошел потолковать с Гиацинтом. Он ждал меня в очаровательной гостиной, отделанной фигурными панелями из тикового дерева и меблированной в колониальном стиле, что на судне смотрится странновато.

Гиацинт говорил по телефону, а меня жестом попросил присесть и угоститься чем-нибудь из блюд, расставленных на большом столе. Я ограничился чашкой кофе и несколькими бисквитами.

Немного погодя он с мрачным видом положил трубку.

— Проблемы? Я думал, мы со всем разделались.

— Ваши бы слова да Богу в уши, доттор Лафет.

— Я же просил вас не называть меня так. Ну, что еще стряслось?

— Марко Да Альмейда. Ваш фальшивый грек.

Я осушил первую чашку кофе и, закурив сигарету, налил себе еще одну.

— Да кто он, этот тип?

Гиацинт достал из шкафа пластмассовую коробочку и, отодвинув в сторонку блюда с кушаньями, поставил ее передо мной. Она была до отказа набита щипчиками, пинцетами, шильцами, напильниками и прочим инструментом. Сначала я не понял, что мне делать со всем этим, но Гиацинт, встретив мой вопросительный взгляд, приподнял тряпицу, под которой обнаружилось похищенное нами распятие.

— А, понятно. Однако вы не ответили на мой вопрос, — буркнул я, отодвигая прочь свой кофе: мне не терпелось приняться за работу.

Тогда он сел со мной рядом и стал объяснять, что этот Да Альмейда был из тех, кого в преступной среде зовут браконьерами. На их языке это слово обозначает того, кто ворует на раскопках. Этакий псевдоискатель приключений, продающий свои услуги, как и свои находки, любому, кто хорошо заплатит, зачастую и весьма известным коллекционерам или богатейшим из бизнесменов.

— Вроде Гелиоса?

— Нет. Гелиос никогда не стал бы иметь дело с подобным типом. Чего не скажешь о многих персонах его… гм… породы, если позволительно так выразиться. Мы с этим Да Альмейдой часто сталкивались по разным поводам, и все со скрежетом, я уж думал, что благополучно избавился от него четыре года назад, в Рио.

Я осторожно просунул шпатель из тех, какими орудуют скульпторы, туда, где анк прилегал к кресту, и он тут же отскочил. Те, кто соорудил из этих двух предметов распятие, не слишком усердствовали. Клей, использованный как фиксатор, оставлял желать много лучшего.

Анк был настолько легким, что стало очевидно — он полый. И следовательно, хрупкий. Я пристроил на правый глаз лупу, с какой обычно работают ювелиры, и стал вглядываться уже профессионально. Там, куда нанесли клей, металл, прикрытый тончайшей пленкой позолоты, нисколько не пострадал. Ни малейшего следа ржавчины. Любопытно.

— Как по-вашему, с какой целью сей португальский Лазарь, столь некстати восставший из мертвых, таскался за нами по пятам? — продолжал я.

Мой собеседник только молча пожал плечами.

Тщательно промыв шило, я стал выковыривать кусочки засохшего клея, приставшие к поверхности древнего фетиша.

— Гелиос позвонит мне, как только выяснит, в чем тут дело, — с некоторым запозданием обронил Гиацинт.

— Это с ним вы сейчас говорили? — спросил я, вспомнив, что застал его за телефонным разговором. — Он сообщил что-нибудь новенькое о моем отце?

— Да, его вот-вот отпустят.

Услышав это, я и думать забыл о том кусочке присохшего клея, с которым только что вступил в поединок, вооружившись шпателем. Моя реакция, похоже, позабавила Гиацинта.

— Разве я не дал вам слово, что мы сделаем все для его освобождения?

Всю свою признательность я вложил в улыбку: не хватало слов, чтобы выразить, какое облегчение мне доставило это известие, и я, ища, что сказать, машинально продолжал очищать анк.

— Не знаю, как мне вас… Не может быть! — Лупа, что была у меня на глазу, со стуком упала, Гиацинт даже вздрогнул от неожиданности. — Это же… Это титан!

— Как и Александров меч?

Я схватил полотенце, потер металл, и показалось клеймо. Увидев его, мой компаньон выругался по-итальянски. Рука, сжимающая молот. Клеймо Гефеста…

— Теперь мы знаем, за каким чертом Гелиос послал нас к черту в пекло, — процедил я. — А вам он ничего не сказал?

Гиацинт медленно покачал головой. Он был сражен.

Вечером мы собрались за тем же столом — Ганс, Гиацинт и я. Настроение было так себе: ни Богу свечка, ни черту кочерга. Сидели, тупо пялясь на титановый анк. Он лежал посреди стола, очищенный от позолоты. На обеих плоских его сторонах, так сказать, спереди и сзади, теперь стали видны египетские буквы и рисунки, для меня абсолютно непонятные. Нанесены посредством инкрустации — уж не знаю, каким чудом этого можно было достигнуть: в металл вделаны кусочки стекла, полученного спеканием.

— Ну, и чего вы ждете? — не выдержал Ганс, с вызовом глядя по очереди то на меня, то на Гиацинта. — Думаете, он заговорит?

Я взял анк, повертел его, разглядывая со всех сторон при свете лампы.

— Надо бы его сфотографировать и послать надписи Этти, пусть расшифрует.

— В конторе есть сканер, — сообщил Гиацинт. — А вы и вправду ничего не сможете из него вытянуть?

Он протянул мне лупу, пришлось ее взять. Итак, с одной стороны анк был покрыт египетскими письменами, которые для меня темны, другую же, по-видимому, занимала весьма тонкой работы фреска или фриз. Анубис и фараон, обращенные лицом друг к другу. Бог с шакальей головой держит в руках анк и посох. Над головами их обоих изображены весы. На одной чаше покоится перо, на другой сердце умершего. На переднем же плане просматривается третий персонаж, судя по всему, жрец, поскольку он, коленопреклоненный, благоговейно простирает руку, будто стремясь коснуться ею руки Анубиса, потрясающего анком. Однако создается впечатление, что фигура жреца не является частью фрески или фриза.

— Как они ухитрились внедрить стекломассу в титан, да чтобы все это не сплавилось в один ком? — подивился Ганс.

— А ты вспомни костяную рукоятку меча Александра, — проворчал я.

— Так ты все еще не знаешь, как он управился, тот парень, что это сделал?

С выражением немого вопроса я обернулся к Гиацинту.

— В этом конкретном предмете я компетентен не больше вашего, — заверил тот. — Наперекор тому, что вы, кажется, себе вообразили, в секреты богов я не посвящен. Я это отсканирую и по мейлу отправлю в Дели, нашим людям. Они все передадут Этти.