Фредерик Неваль - Гробница Анубиса

Когда Гиацинт удалился, мой бывший стажер, толкнув меня в плечо, заржал насмешливо:

— Он что, всегда так взрывается, когда его о чем-то спросишь?

— Перестань, Ганс. Сейчас не время выяснять отношения.

К Александрии мы подошли глубокой ночью. Сойдя на берег, получили от людей Гелиоса наши паспорта, оформленные по всем правилам, и фальшивые документы, свидетельствующие, что анк зарегистрирован. Сквозь таможню мы проскочили легко, как поздравительные открытки — в щель почтового ящика: «Добро пожаловать, господа профессора, ваш приезд для нас большая честь» Но меня это уже не поражало.

— Как-то странно, что мы снова здесь. — заметил Ганс. — А теперь куда? В супердомик Гелиоса, как в прошлый раз? — (Гиацинт кивнул, забираясь в машину — она тоже нас ждала.) — Первым делом плюхнемся в джакузи!

Резиденция Гелиоса уютно расположилась в глубине великолепного и чрезвычайно обширного горного плато, которое простиралось более чем на два десятка километров. Там Египет обретал модерновый облик, поражая глаз чудесами новой технологии. Пляжи и затейливые строения во вкусе поклонников футурологии сменяли друг друга, приноравливаясь к прихотливым извивам береговой полосы в веселом разгуле синевы и белизны. Великолепие довершали пышные вкрапления зелени, весьма продуманно разбросанные тут и там.

Охранник в ливрее взял у Гиацинта ключи от машины и сам отогнал ее на парковку.

Таща на плечах свои рюкзаки, мы прошли через холл, который весь сверкал зеркалами и позолотой. Гигантский лифт отвез нас на последний этаж, и, когда он с легоньким мелодическим позвякиванием остановился, мы оказались на площадке, где в нас уставились одновременно две камеры слежения. При помощи электронной карты, которая здесь заменяла ключ, Гиацинт открыл единственную дверь, что там имелась.

— После тебя, Ганс, милости прошу!

Юнец ринулся к ванной прямиком, безошибочно, будто всегда здесь жил. Вот это прыть!

Вслед за ним вошел и я, сбросив свой рюкзак на пол. Александрийские апартаменты Гелиоса, громадные и снабженные идеальными кондиционерами, занимали почти весь верхний этаж. Декор являл собой образец современного дизайна — все голо и светло, мебель выдержана в строгих, блеклых тонах, без намека на броский орнамент и очень удобна. Всюду преобладали простые, четкие линии.

Коллекционные произведения искусства, представленные здесь, были немногочисленны — в основном модерновые бронзовые статуи и картины, говорящие о трепетном почтении современного вкуса к пустоте.

Я развалился на белоснежном кожаном канапе, а Гиацинт достал из бара-холодильника две банки пива. Одну вручил мне, а с другой скрылся в соседней комнате.

Когда он возвратился, облаченный в купальный халат, я уже приканчивал свое пиво.

— Мейл, который я отправил вашему брату, не был прочитан, — сообщил он, садясь со мной рядом. Взял мобильник, принялся набирать длинный номер. Я смотрел на него, чувствуя, как сердце начинает щемить все сильнее и сильнее. — Автоответчик, — вздохнул он. — Мобильник вашего брата или отключен, или вне досягаемости сети. — Он набрал другой номер. — Марта? Это Гиацинт. Выведи меня на контакт с Этти Лафетом, в Дели. Да, срочно. — Он ждал, нетерпеливо постукивая ногой по полу. — Алло? — (Я навострил уши.) — В таком случае дай мне бюро администратора. Алло? Администратор? Мне нужно связаться с одним из ваших клиентов, месье Лафетом Номер 87. — (Я увидел, что он бледнеет.) — Когда? Благодарю вас.

Он положил трубку и повернулся ко мне, вконец растерянный.

— Что такое? — От страха у меня аж живот подвело. — Где мой брат?

— Со вчерашнего дня Этти больше не фигурирует в реестре гостиницы. Он зашел за своими вещами и расплатился по счету.

Кровь застыла у меня в жилах, в воображении зароились, громоздясь одна на другую, наихудшие гипотезы. Я тотчас взбунтовался:

— Что это еще за новости? Я-то думал, вы его оберегаете!

Не отвечая, он знаком попросил меня зажечь ему сигарету, а сам снова схватил мобильник:

— Марта? Это опять Гиацинт. Где Джеймс и Энтони? — Его лицо прояснилось, а я с бьющимся сердцем уже протягивал ему сигарету. — Они в пределах досягаемости? Давай-ка их сюда, моя прелесть. Все хорошо, — бросил он мне, подкрепив слова ободряющим кивком.

Я немного успокоился. Гиацинт между тем отошел подальше и долго толковал о чем-то со своими сподвижниками. Но как только он с ними распрощался, я подступил к нему:

— Где мой брат? Почему он не остался в гостинице? Что с ним случилось?

— С ним ничего серьезного. Да не делайте такое страшное лицо, успокойтесь: у него все отлично. Как мне только что сообщили, Рама Патель с сегодняшнего утра находится в тюрьме в Дели. Он во всем сознался. Ваш отец будет освобожден в самое ближайшее время. Все идет, как было задумано.

Я мысленно возблагодарил всех богов индийского субконтинента. Будь здесь сейчас Ганс, я бы от избытка чувств прижал его к груди, но поскольку, кроме Гиацинта, сжать в объятиях было некого, я счел за благо воздержаться. Просто сказал:

— Не знаю, как мне вас благодарить.

— Прекрасно знаете. Найдите эту чертову маску.

— Мы с братом оба сделаем для этого все, что в наших силах, как только папа будет возвращен во Францию. Тогда Этти сможет присоединиться к нам.

Гиацинт встал. Пощелкал зачем-то пальцами.

— Видите ли, Морган… Все получается не совсем так. — (Я снова напрягся.) — Не Этти, а наши люди доставят во Францию вашего отца. Потому что Этти уже находится там, — он глянул на часы, — по меньшей мере часа два.

— Вы принудили его покинуть Индию, бросив там папу? — Я аж задохнулся.

— Ничего подобного. — Он покашлял, пытаясь скрыть смущение. — По правде говоря, это индийские власти его вытурили.

— Что?! — завопил я.

— Да я пока что и сам знаю не больше вашего. Сожалею, но…

Солнце уже встало, когда раздался звонок. Ганс подскочил на канапе, где он мирно почивал, а Гиацинт пошел открывать.

Два здоровенных субъекта, на вид лет тридцати, облаченных в строгие — только серое с белым, — но изрядно попорченные костюмы, ввалились в апартаменты, подталкивая перед собой Этти. Вид у них был какой-то запуганный, если судить по их неуверенным жестам и кислым физиономиям, они словно бы не вполне понимали, как с ним надлежит обходиться.

— Профессор! — приветствовали они меня, сваливая на пол багаж моего братца. — А, и ты тут, Ганс!

— Здорово, парни, — весело ответствовал последний, во все глаза пялясь на Этти.

Да я и сам, подобно Гансу, взирал на вновь прибывшего с изумлением. На нем было то, что в тех краях традиционно служит подобием шаровар и называется дхоти, а также рубаха из хлопка безупречной белизны. На лбу три белые полоски и третий глаз — знаки, коими возвещают о себе почитатели Шивы. Этти потерянно озирался, ни дать ни взять человек, внезапно заброшенный в нашу эпоху в момент отправления культовой церемонии стародавних времен.