Вячеслав Перекальский - Солнце в кармане

— "Да не убоюсь я зла". Натворю и не вспомню.

— И так тоже.

— Ну, тогда поехали, — только осторожно: спирт!

— А "не убоюсь я"…

……………………………………..

После примирительных сто грамм пикировщики задремали. Егор проснулся, когда микроавтобус уже остановился и выключили мотор. Выбравшись наружу, он узрел настоящую барскую усадьбу, правда, в "тёмном" таёжном стиле массивных кругло бревенчатых построек. На холме "терем". Справа конюшня с открытыми воротами и мужичонка рядом, обтирающий лошадь. Слева, как потом объяснили, "гостиница".

Дед ведал чем-то вроде охотничье — спортивного клуба. Приваживал охотников и просто любителей прогуляться на природе. Не бесплатно, конечно. Были у него и "черновые" работники — конюхи, егеря и кочегар. Еще "бухгалтером" и "директором" кто-то из правнуков. Но нынче в усадьбе никого посторонних — дожидались "киношников".

Не успели разобрать вещи, как всех пригласили отобедать, а потом в баньку с дороги. "Киношникам" накрыли на дворе, а Мальцева с Егором пригласили в дом, за хозяйский стол. Войдя и обозрев сервировку, Егор понял, что дискриминации тут нет — на хозяйском столе все было то же, что и на гостевом. Только у хозяина не стояло бутылок со спиртным и "колой", а были кувшины с особой брагой, на вкус казавшейся сладким шампанским, но с изюминкой. После двух кружек приходилось вставать, опираясь на руки и идти, цепляясь за стеночку — ноги не чувствовались совсем. Но сей секрет Егору стал известен по завершению трапезы.

Собравшихся за столом представил "правнук"- охотинспектор:

— Двуреченый Степан Алексеевич — директор ТОО "Лесное" на базе бывшего леспромхоза. Двуреченый Семён Алексеевич — директор ТОО "Молочное" на базе бывшего совхоза. Двуреченый Петр Андреевич — директор ТОО ЧОП "Сапсан"…

Тут его прервал вставший со стула человек в деловом и недешевом элегантном костюме, так диссонирующий с окружающими бревенчатыми стенами:

— … Созданного на базе личного имущества сотрудников. Руководил районной милицией. Так что если что противозаконное, случится здесь, — при этом он почему-то задержал взгляд на директорах ТОО "Лесное" и ТОО "Молочное", своих двоюродных братьях, — или еще, где-нибудь: обращайтесь через меня в органы. Всё значительно живее будет. Или позвоните, или, вот, — через моего сына, Игоря, он у меня шофером. Я его до вас прикомандирую — помочь что, привести, разузнать…

Братья Степан и Семён были видно погодки — оба округлые, коренастые, с сединой в волосах, только и особого отличия — Семён "Молочник" по-спортивному коротко стрижен и с усами — моложавый такой. А Степан "Лесной" с волосами подлинней и с давней небритостью, переходящей в мелкую бородёнку. Андрей Петрович был повыше их, и лицом подлиней, с аккуратной деловой прической на голове.

Тут открылась внутренняя дверь, и вошел Хозяин. С палкой — посохом. Поставил его рядом со своим экзотическим, то ли стулом, толи жестким креслом с высокой деревянной спинкой обвитой узловатой не молодой, в руку толщиной ивой. Хозяин сел. Прическа полугоршком, под старину, волос с сединой, но и с чернинкой, борода того же колера. Длинная ухоженная, подстрижена под лист, сужаясь кончиком. Рубаха — бежевая косоворотка, но видно из хорошей плотной хлопковой ткани. У нас называвшейся "бумазеей", а заграницей ставшей "джинсой". Рубаха, верно, если не домашними искусницами, то на заказ шитая.

На румяном, чистом, без заметных морщин, лице степенная борода казалась приклеенной — "фальшивой". Сколько ему, — сто с лишком лет?

— Ну, что? Все за столом? — молвил хозяин, обводя взглядом "застольников" — всех вставших как по неслышной команде. И задержался острым взглядом черных глаз на Егоре. Как до затылка просверлил, повел взглядом дальше, и, закончив осмотр, кивнув головой, сел. Зычным голосом позвал:

— Надежда! Неси, накладай!

Пришла работница, держа в полотенце объемистый чугунок, из-под крышки которого разнеслись ароматы летнего, без консервантов щавельника на бараньем бульоне. Хозяин брал из стопки керамическую глубокую чашку, подставлял поварихе. Та крутанув разок, половник вынимала и накладывала. Хозяин смотрел в гущу, то ли что-то оценивая, толи, ворожа. Потом осматривал едоков, смотрел еще раз в содержимое миски и кивком головы указывал, кому сия порция предназначена. Тому по рукам передавали чашку. Хозяин брал вторую чашку, и всё повторялось: повариха, крутанув жижу в чугунке, накладывала очередную порцию, дед глядел в чашку, потом на людей за столом, потом опять в чашку и передавал её кивком головы, указав кому.

Указанные получатели порций никак не соответствовали ни по порядку сидения, ни по рангу, ни по возрасту. Каждая порция через эту таинственную для Егора процедуру становилась именной индивидуальной порцией каждого. Потом помощница разлила в подставляемые хозяином кружки их домашнюю брагу. С кружками произошла та же процедура передачи. Оценка содержимого, осмотр стола в определении кандидата, опускание взглядом какого-то послания в содержимое и передача носителя адресату.

— Но что родные, да приезжие. Молитву кто прочтет сегодня?

Тут Степан "Молочник" попытался что-то пробубнить:

— Да какая е…

Но был прерван очевидным стуком под столом. Верно, кто-то пнул.

— А как же, Степан. Может у приезжих, какая своя вера есть, мы то свою знаем и с первой ложкой сглатываем. А, поди, у чужих то и обряды свои застольные да пристольные есть. Не грех послушать с чем люди живут да кушают. — Взгляд хозяина прошелся по кругу и опять уперся в Егора.

— Мы приехали немного поработать тут у вас в лесу. Вот….а обрядов, каких особых… ну, разве что чарку пропустить перед употреблением пищи — за здоровье всех и за знакомство. А молитв не употребляем мы нынче.

— Как это — не употребляем? Ты ж только что уже помолился! Пожелал всем за столом здравия. И про знакомство сказал. Верно, грех это — с незнакомым человеком за стол садится! Верно, подметил! Да, товарищ майор?

И Фальшивый Дед перевел черно огненный взор на отрешенного Мальцева. Тот будто поперхнулся чем, и, слегка испуганно, но медленно растягивая слова, поправил:

— Ошиблись вы, Серафим Савельевич, старший прапорщик я.

— Ты уж прости, старика. У нас стариков память кака: то, что пол века назад как вчера было помнишь, а то, что здесь да надысь — со вчера мешаешь.

Вот помню, знал я одного лейтенанта, вылитый ты. К нонешнему уж майором должен быть. И другого лейтенанта помню. Всё за дочкой моей увивался, а сейчас будто за столом моим мне привиделся. Тьфу, ты — чудна память стариковская. Сам удивляюсь, товарищ Колобов.

На этих словах у Егора зазвенело в голове и он, с трудом разлепляя в раз пересохшую гортань, спешил сказать, возразить, что другая у него фамилия, но с ужасом понял, что забыл её, фальшивую, по легенде обретенную: