Вячеслав Сукачев - Кедровое солнце

Сон не сон, а только нет сил открыть глаза, перебинтованные мглистой тяжестью рассвета, и Сергей все плывет и плывет по мягко вздыхающим волнам полузабытья, не в силах побороть истому расслабившегося за ночь тела.

– Сережа! Сер-режа-а! – в который раз окликает его баба Маруся, управляясь с хлебами у русской печи, громыхая деревянной ручкой ухвата. – Ты же просил разбудить тебя пораньше…

Он и в самом деле просил бабушку об этом, но теперь вот нет сил и все тут, хоть караул кричи – глаза не открываются.

– Я ведь тебе говорила, – ворчит баба Маруся, – ложись спать раньше. Так нет, все бы только над книжкой глаза портил… Смотри, в школу опоздаешь. Деда сказывал, что ночью мосток с речки-то сдернуло.

В доме все стихает, и лишь за окнами слышится многоголосая, разнообразная жизнь: шумят малые и большие ручьи, падают и со звоном рассыпаются сосульки, щебечут развеселые воробьи, примериваясь к пока что пустующим скворечникам. Сережа представляет, какое ослепительное солнце сияет сейчас над миром, до него наконец-то доходит смысл сказанных бабушкою слов: «ночью мосток с речки-то сдернуло», и он резко отшвыривает одеяло с себя. Так и есть – густые снопы солнечного света косо навалились на окно, перечертили обеденный стол, широкие половицы и уперлись в устье русской печи, прикрытой жестяной заслонкой. А это значит, что сейчас никак не меньше восьми часов утра и на зарядку, которую он с сегодняшнего дня твердо решил делать, опять не осталось времени.

Сергей вскакивает с постели, быстро заправляет ее и, пару раз махнув руками, с силой поддевает носик умывальника.

Через пять минут он уже пьет холодный чай с каральками, нетерпеливо поглядывая в окно, мимо которого идут в школу ребята. Еще совсем недавно под самым окном высился такой огромный сугроб, что противоположного дома не было видно, а теперь от сугроба осталась маленькая кучка грязного снега, спрятавшаяся от солнца за угловым столбиком палисадника.

– Опять куски на ходу хватаешь, – заглядывает на кухню баба Маруся. – Попил бы молока.

– Не хочу.

– Ребятишки переправляются через речку у релки, там помельче, вот и ты туда ступай… А возле мостка – выше колен. Ноги промочишь.

– Угу, – мычит Сережа, небрежно заталкивая книги в портфель.

– И ведь ничего не учил, – укоризненно качает головой бабушка.

– Учил, – возражает Сергей.

– Ну да: два раза в книжку глянул, вот и все твое ученье.

– А больше и не надо.

– Как это? – удивилась бабушка. – Чай, касатик, в седьмой класс ходишь…

– Я побежал.

– Смотри, если ноги промочишь, лучше домой вертайся. Тебя дедушка на лошади перевезет.

– Не промочу! – Сережа пролетает мимо бабы Маруси и исчезает за дверью.

– Вот же, суматоха, – ворчит бабушка, прибирая за ним со стола.

Сергей и не подумал поворачивать к релке, где, по словам бабушки, было мельче. Он пошел к снесенному половодьем мосту и еще издали разглядел возле него столпившихся ребят из младших классов. «Ага, – подумал Сережа, – значит, и возле релки не перейти. Ладно, сейчас посмотрим…»

– Сережа, Сережа, – бросились к нему ребятишки, – а здесь вот так, по самый пупок будет. Колька Корнилов уже утоп!

– Как – утоп? – опешил Сергей.

– А так… Вначале пошел, и ему до колен было, а потом как ухнет – сразу по пупок…

Сережа Тухачев и Колька Корнилов самые старшие в Выселках ребята, которые ходят учиться в Озерные Ключи. А остальные все мелюзга – пятый-шестой класс. Вот и ждут они, пока старшие речку перейдут, втайне надеясь, что и Сереже речку не одолеть. А тогда… Тогда можно и по домам до следующего утра.

А речку Безымянку не узнать. Еще вчера спокойно струившая студеную воду вдоль низких берегов, за ночь она неожиданно взбухла, подперла березовую релку и вот-вот выплеснется за невидимый барьер, затопит прилегающую к ней кочковатую марь. Мосток, кое-как сбитый мужиками из нескольких плах, виднелся на отмели, занесенный туда течением…

– Не надо, Сережа, не ходи, – уговаривает его малышня. – А вдруг там землю промыло?! Как ухнешь…

Сергей примеривается взглядом к сваям, едва торчащим из воды, и понимает, что да, действительно, воды будет никак не меньше чем по пояс.

– А у релки?– небрежно спрашивает он.

– У релки выше колен. Никак не пройти, – отвечают ему.

Сережа всматривается и видит невдалеке пасущегося Борьку – рыжего, с белыми подпалинами по бокам бычка, оставленного бабой Марусей в зиму на продажу. С марта Борьке пошел второй год, у него забурели и округлились рога, раздались ноги в бабках. Борька был совсем ручной, добродушный и ласковый бычок: Сережа еще с осени шутя объездил его и приучил к упряжке, специально для этого излаженной дедом. Поставив две фляги на санки, Сережа возил на нем воду из колодца, сено из зарода, а то и просто катал по Выселкам ребятишек…

– Вот если лодку сюда притащить, – притворно вздыхает кто-то из мальцов.

– Ну да, будут тебе за километр ее тащить, – тут же возражают ему.

– И ниче не за километр…

Мелюзга заспорила, а Сережа все озирался по сторонам. Наконец он взял длинную палку и, осторожно прощупывая дно, медленно пошел от берега. Холодная вода сразу же обжала и стиснула раструбы кирзовых сапог, поднявшись чуть ли не до их половины, а палка скользнула по дну: видимо, там все еще лежал подмятый речкою лед.

– Серега, не надо! – крикнули ему с берега. – Там Колька утоп…

И тут же Сергей чувствует, как палка уходит из его рук. Он берет правее, левее, но всюду его водомерная палка погружается почти на половину метра. Становится ясно, что здесь не пройти.

Сергей возвращается на берег. Кончики пальцев на ногах начинает знобить и он догадывается, что сапоги где-то протекают и портянки уже успели подмокнуть. Надо бы разуться и посмотреть, но в это время Сережу осеняет неожиданная мысль.

Борька вначале упрямится и никак не хочет заступать в холодную воду. Низко опустив широколобую голову, он упирается передними ногами и трусливо приседает на задние. Дай ему волю, Борька вообще бы попятился назад, развернулся, а там его только и видели. Но Сережа, крепко обхватив бычка за шею, тянет его за собой, и он вскоре понимает, что в воду все-таки придется идти. Борька еще переступает передними ногами, нервно охлестывая себя хвостом, еще испуганно косится круглыми, красноватыми глазами на притихших ребят, но по всему видно, что внутренне он смирился с уготованной ему участью.

– Пойдет, – заспорили ребята.