Юрий Гулин - Пять из шести

Шло время. Неспешно стучал метроном: все в порядке, тревоги нет. Дни прирастали за счет ночей и, в конце концов, прогнали зиму, не календарную, она ушла раньше, а ту, которая со снегом. Машин городок утопал в грязи и его контраст с чистой вальяжной Москвой стал еще резче. Но метроном перестукал и грязь. Вновь ставшие чистыми тротуары теперь тянули свои серые щупальца через молодую сочную травку, на деревьях набухали и лопались почки и на божий свет повысовывали любопытные клейкие носики миллионы зеленых листочков, обещая тенистую защиту от скорого зноя. Городок преображался, готовясь приютить на лето тех москвичей, кому не по карману более дальние маршруты.

Дело шло к выпускным экзаменам, и Машиным поездкам в Москву пришел конец. На этот раз она приехала не на учебу, а чтобы попрощаться с Ингой Яновной. С остальными наставниками она простилась на последнем занятии, но для этой женщины захотела сделать исключение. Она спросила об этом Петра Петровича, и тот не стал возражать. По дороге, Маша, как обычно зашла в кондитерскую. Она всегда приходила на занятия к Инге Яновне с пирожными. Деньги на это ей выдавал Петр Петрович. Первый раз она хотела отказаться. Петр Петрович сначала удивился, а потом рассмеялся.

– Ты что, Остроухова, считаешь, что я тебе свои деньги предлагаю? Ну, так я тебе скажу: деньги эти казенные, выделены специально для подобных случаев, поэтому бери не стесняйся.

В этот раз Маша выбрала не пирожные, а торт, на который давно уже заглядывалась. Стоил он гораздо дороже выделенной Петром Петровичем суммы, и Маша без колебания добавила свои деньги. Инга Яновна, посмотрев на торт, печально улыбнулась и сказала по-русски:

– Расставания всегда наследуют встречам. Проходи, Машенька. Все что я хотела тебе сказать по-французски и по-испански, я уже сказала. Сегодня будем говорить только на русском языке. Последний раз в присутствии Маши Инга Яновна говорила по-русски с Петром Петровичем в день их знакомства. Тогда Маша не обратила на это внимания, но сегодня не удержалась от вопроса:

– Инга Яновна, откуда у вас этот акцент?

– А как ты сама думаешь, – печальная улыбка сделала морщинки на лице более заметными, – в каком случае человек говорит на родном языке хуже, чем на иностранном?

– Ну, не знаю… – задумчиво произнесла Маша, – наверное, когда он очень долго прожил за границей?

– Вот ты и сама ответила на свой вопрос, вновь улыбнулась Инга Яновна.

– Так вы?…

Маша не осмелилась продолжить и Инга Яновна сделала это за нее.

– Я, Машенька, больше тридцати лет прожила вдали от Родины. Ты, конечно, слышала про разведчиков-нелегалов?

Маша кивнула.

– Впрочем, что это я? – пожурила сама себя старушка. – Ведь про это издано столько книг и снято столько фильмов. Один Штирлиц чего стоит. Он, конечно, не настоящий, выдуманный, но хорош, хорош…

– Но ведь были еще Зорге, Абель, – напомнила Маша.

– Да, конечно, – кивнула Инга Яновна, – эти были настоящие, герои.

Маша с удивлением и восхищением смотрела на седую старушку. Кто бы смог распознать в ней героическую разведчицу?

Инга Яновна перехватила ее взгляд и покачала головой.

– Не смотри на меня так, девочка. Да, я провела за границей долгие годы, но ничего героического так и не совершила.

– Но почему? – вырвалось у Маши. Она тут спохватилась и смущенно произнесла: – Извините.

– Тебе не за что извиняться. Вопрос ты задала правильный. Я часто сама себе его задаю: почему? Я уехала из Союза, когда мне было двадцать пять лет. Я мечтала о подвиге во имя Родины и очень долго верила в то, что мое мгновение еще придет. Ты знаешь, девочка, разведчику редко удается совершить больше одного стоящего поступка. Чаще ты или занимаешься сбором второсортной информации, или перепроверяешь информацию, добытую кем-то другим, или просто ждешь, когда центр о тебе вспомнит и даст новое задание. Так получилось, что две трети срока, что я пробыла за рубежом, пришлись на ожидание ответственного задания, а одна треть на ожидание разрешения вернуться на Родину.

Сегодня Петр Петрович лично заехал за Машей чего не делал уже давно. По дороге на вокзал он, глядя ее задумчивое лицо, признался:

– Это я, Машенька, попросил Ингу Яновну, чтобы она рассказала тебе свою историю.

Маша повернулась к нему лицом.

– Зачем?

– А ты не догадываешься? Я хочу, чтобы ты знала: наша профессия далеко не всегда отмечена подвигами и наградами. Впрочем, у Инги Яновны награды есть: орден и две медали.

– За сорок лет, – задумчиво произнесла Маша.

– Да, почти за сорок лет. Да, на ее долю выпало совершить только один подвиг: за столь долгий срок избежать провала. Да, добытые ее сведения ни разу не были сверхважными, но нужными были всегда. Учти все это перед тем, как примешь окончательное решение. Если ты его изменишь, я буду огорчен, но отнесусь к этому с пониманием.

Майор Максимов

После окончания школы пути сестер Остроуховых разошлись. Маша пошла учиться на Штирлица, а Катя закрепилась в составе национальной сборной по художественной гимнастике, попутно учась на филфаке. Она по-прежнему грезила лаврами олимпийской чемпионки. Но когда осыпались листочки нескольких календарей, а она, продолжая ходить в "перспективных", по-прежнему оставалась в тени более удачливых подруг, Катя не на шутку встревожилась. С такими темпами из подавальщиц надежды можно запросто перекочевать в подавальщицу одежды. И тут ей, казалось, улыбнулась удача. В состав команды на летнюю Универсиаду Катя вошла первым номером. Но улыбка Фортуны оказалась лукавой. Все три раза, что Катя поднималась на пьедестал почета, она кусала губы, чтобы не расплакаться: не от счастья – от огорчения. Когда тебе дана четкая установка: минимум два "золота" – слушать чужой гимн вдвойне обидно. Катины две "бронзы" и "серебро" сочли провалом. Грозно скрипнуло перо и к прилагательному "перспективная" была добавлена частица "не". Катю вывели из состава сборной, что, с учетом возраста спортсменки, подводило жирную черту под ее пребыванием в спорте высоких достижений. Катя по-прежнему выступала за институт, что позволяло продолжать учебу за счет бюджетных средств. Но гранит науки хорошо питает мозги, для желудка нужна иная пища. И Кате пришлось подружиться с шестом или, правильнее сказать, с пилоном. Пластичная с великолепной фигурой она быстро стала звездой ночных клубов Москвы. Тот факт, что она все еще оставалась девственницей, лишь увеличивал число желающих посмотреть на ее выступление. У Кати появились деньги, и то, что ее вскоре перевели с бюджетного на платное обучение, ничуть девушку не огорчило. Другое дело, что сама учеба давалась ей с трудом. В свое время она манкировала учебой ради спорта, теперь учеба брала у нее реванш. К тому времени как Маша уже получила диплом, Катя добралась только до третьего курса. И тут с ней приключилась неприятная история: ее продали в рабство. Не в буквальном, конечно, смысле. Сначала был очень выгодный контракт на выступление в ночных клубах одной азиатской страны. Потом сама собой возникла огромная неустойка, которую необходимо было отработать. Так "птичка" попала в клетку. И пусть клетка и была золотой, "птичка" затосковала и стала искать путь на свободу. Как Катя ухитрилась это сделать, мне, честно говоря, непонятно до сих пор, но как-то ночью заспанная Маша услышала в трубке взволнованный голос сестры: "Маша, помоги мне!" На этом связь оборвалась, но Маше хватило и этого. Несмотря на то, что она не успела сносить и одной пары офицерских погон, Маша была уже опытной сотрудницей, имевшей за плечами участие в успешно проведенной контр-операции. Это случилось еще во время ее учебы, когда иностранная разведка предприняла еще одну попытку завербовать приглянувшеюся "русскую".