Юрий Гулин - Пять из шести

Так и поступили. Петр Петрович лично беседовал с принцем и был, как рассказывают очевидцы их встречи, очень убедителен. Принц принял условия сделки и спешно отбыл на Родину. СМИ протрубили о пресечении деятельности крупной бандитской группировки. Операция "Буря в пустыне" была блестяще завершена. А как же Маша? Ее не забыли. Маша была представлена к ордену, и ей было присвоено внеочередное воинское звание "капитан". Вот только и до капитанских погон, и до ордена надо было еще добраться. А как это сделать, коли она по-прежнему оставалась в руках тюремщиков? Впору было готовить новую операцию.

Со своим предложением я влез в тот момент, когда ситуация вокруг Марии резко обострилась. Принц, вернувшись из Москвы, отказался от всех притязаний на русскую танцовщицу и прекратил финансирование ее пребывания в своей стране. Возникла угроза того, что теперь от нее могут просто избавиться. В Конторе срочно разрабатывался силовой вариант Машиного освобождения. Я предложил, не прекращая подготовку к силовой акции, сделать так, чтобы уже находящийся в стране Сергей Вяземский увидел выступление Маши. К моему великому удивлению идею одобрили и поручили это дело капитану Васильеву. Тот справился с задачей блестяще. Вяземский увидел выступление Маши, и оказалось, что я нечаянно попал в десятку. Недавно овдовевший потомок каппелевского офицера воспылал к красотке Маше такой страстью, что тут же пожелал выкупить ее из рабства. Удерживающие ее местные бандиты посчитали, что деньги лучше мокрухи и не стали заламывать слишком большую цену. Вяземский, перекупив контракт, тут же предложил Маше выбор: вернуться на Родину или стать его женой и уехать с ним в Рагвай.

Мария Остроухова

Чувство вины перед сестрой навечно поселилось в потаенном уголке души. Иногда по ночам оно выбирается оттуда и будит меня, шепча прямо в ухо: "Ты тогда не Катю спасала, ты крала у нее судьбу". Я реву, орошая подушку и душу слезами, а потом обессиленная и умиротворенная засыпаю вновь. Днем чувство вины ведет себя тихо, прекрасно понимая, что его обвинение гроша ломанного не стоит. Не замени я тогда Катю, она оказалась бы в гареме похотливого принца, и не было бы Сережиных глаз в полутемном зале. Впрочем, для нее их не было и так. Его взгляд предназначался мне, правда, он до конца жизни считал, что подарил его Кате. Обман, пусть и невольный, остается обманом и рано или поздно предъявляет счет за свои услуги. Мне он предъявил его трижды. Но об этом позже.

Пока же я сидела за столиком в небольшом кафе и под мерное гудение кондиционеров слушала монолог московского гостя. Сцена до жути напоминала знаменитый эпизод из "Семнадцати мгновений весны", где Штирлиц встречается со связником из центра. Только в нашем случае действие из Швейцарии было перенесено на Ближний Восток, место Штирлица заняла выступающая в роли Кати Маша Остроухова, а представителем центра был капитан Максимов. Зато сам диалог проходил как под копирку. Максимов от имени руководства поблагодарил меня за успешно проведенную операцию, сообщил о том, что я представлена к правительственной награде. Затем, как бы невзначай, Максимов поинтересовался: какое из двух предложений Сергея я намерена принять. Этим вопросом представитель центра поставил храбрую разведчицу в тупик. Дело в том, что к этому моменту я, если и не была влюблена в Сергея, то была от этого не более чем в полушаге. Но могла ли я вот так запросто заявить, что не хочу возвращаться на Родину, а хочу уехать с Вяземским в Рагвай, чтобы там стать его женой? С другой стороны, Максимов сформулировал вопрос так, будто у меня есть свобода выбора. Что это: проверка, или за этим кроется нечто иное?

Уж не знаю, как истолковал Максимов мое молчание, только он не стал дожидаться ответа и заговорил сам. Так я узнала, что центр, безусловно, не возражает против моего возвращения, но настоятельно советует мне подумать над второй частью предложения Вяземского. И тут Максимов посвятил меня в подробности операции "Латинское танго" и осветил в ней мою роль, прими я предложение Вяземского стать его женой. Я, как верный солдат Отчизны, не могла ослушаться ее приказа, пусть и изложенного в виде просьбы, о чем очень скупыми фразами сообщила Максимову. После чего мы расстались вполне довольные друг другом и вскоре разлетелись в разные стороны. Он вернулся в Москву. Я улетела в Рагвай, где вскоре под звон колоколов местной православной церкви обвенчалась с Сергеем, став, таким образом, Екатериной Вяземской, как впредь прошу меня и величать.

Майор Максимов

Пока Екатерина Вяземская врастала в рагвайскую почву, Катя Остроухова осваивала в Москве архивное дело. По возвращении на Родину ее, до окончания операции "Буря в пустыне" спрятали в тихом подмосковном профилактории. Но после того как ее героическая сестра едва вырвавшись из объятий "Бури" тут же закружилась в вихре "Латинского танго", вопрос о Катиной судьбе пришлось ставить на ребро. Оставаться и дальше Катей Остроуховой она не могла, поскольку это создавало угрозу разоблачения – пусть и весьма призрачную – нашего агента в Рагвае. Было рассмотрено несколько вариантов решения проблемы, включая весьма жесткие, но, в конечном итоге, остановились на самом щадящем – все-таки не 37-ой год! По новой легенде капитан Остроухова по возвращении из командировки совершенно охладела к оперативной работе и попросила направить ее для дальнейшего прохождения службы в архив. Непосвященные в суть вещей коллеги немного посудачили о том пыльном мешке, которым отоварили по голове их боевую подругу в далекой арабской стране, на том и успокоились. Зато товарищи посвященные только диву давались, насколько версия о мешке совпала с реальностью – с учетом поправки: по чьей голове пришелся удар. Катя Остроухова настолько насытилась арабскими приключениями, что ей даже не пришлось сильно стараться, чтобы вписаться в легенду. Став де-факто Машей, Катя без сожаления отказалась от своего прошлого. Теперь ей нравилась тихая размеренная жизнь в стороне от обманчивых огней ночных клубов и взглядов похотливых самцов. Разоблачения Катя не боялась: мама к этому времени уже ушла из жизни, а отец не различал близняшек с рождения. В Москве "Латинское танго" очень даже вытанцовывалось, чего нельзя было сказать о той стороне Земли…

Полковник в отставке Муромов

В молодые годы жизнь сделала меня участником героической драмы, теперь предлагает попробовать силы в фарсе. Я говорю это с улыбкой, пусть и грустной, потому что в любой правде всегда есть доля шутки.

11 сентября 1973 года старший лейтенант Миша Муромов в составе горстки отчаянных храбрецов пробивался из занятого мятежниками дворца "Ла Монеда". Президент Альенде погиб, так и не выпустив из рук автомата, защищать стало некого. Зато стало чего спасать – наши собственные жизни. И мы бежали, пробивая себе дорогу тараном из свинцовых пуль. Мне повезло. Я оказался среди тех немногих, кому удалось покинуть не только пылающий дворец, но и залитый кровью Сантьяго. Несколько месяцев мытарств и советский военный советник Муромов возвратился в Москву.