Эдгар Берроуз - Возвращение в джунгли

Однако, как ни странно, зверолюди не спешили кидаться в атаку: они молча смотрели на залитого кровью черноволосого великана и на отрезанную лапу керита, привязанную к его поясу.

Еще никогда зверолюди не видели, чтобы кто-нибудь бросил вызов ужасному кериту. Еще никогда они не видели, чтобы кто-нибудь сражался так, как этот загорелый гигант. Еще никогда они не думали, что кто-нибудь может одолеть ночной ужас джунглей. Но человек, в погоню за которым их послали, бросил вызов чудовищу, сражался и победил!

Если в сердцах зверолюдей оставалось место каким-нибудь чувствам, эти чувства пробудились при виде битвы Тарзана с чимисетом.

Низшие никогда не разговаривали со своими жертвами: добыча, которую они ловили для жрецов Опара, отличалась в их глазах от дичи только тем, что дичь они убивали сразу, а людей притаскивали в город живьем.

Однако победитель керита настолько не походил на обычную жертву, что один из зверолюдей обратился к нему на обезьяньем языке:

— Кто ты, убивший керита и кричавший так, как кричат большие лесные обезьяны?

— Я Тарзан из племени обезьян, — гордо ответил выкормыш Калы. — Если вы пришли за моей жизнью или моей свободой, я буду драться с вами так, как дрался с керитом!

Зверолюди быстро заговорили между собой.

— Лэ велела нам привести в Опар тебя и беловолосую самку, которую ты похитил, — сказал наконец один из уродцев.

— Лэ не получит ни меня, ни ее! — раздувая ноздри, заявил Тарзан.

— Эта самка принадлежит тебе? — последовал вопрос сзади.

Человек-обезьяна не обернулся, чтобы взглянуть на ловчего за спиной, он смотрел только на тех врагов, которые преграждали ему путь.

— Она принадлежит мне! — крикнул воспитанник гориллы, теряя самообладание. — Я убью каждого, кто к ней прикоснется!

Джек молча слушал переговоры Тарзана с окружившей их стаей уродов, не понимая, почему зверолюди не бросаются в бой. Черт, как же будет обидно, победив в схватке с чимисетом, попасться в лапы каким-то выродившимся ублюдкам обезьян!

Ублюдки снова залопотали, переговариваясь друг с другом.

— Мы отпустим тебя, могучий человек, — наконец заявил зверочеловек, стоящий перед Тарзаном. — И не тронем твою самку. Но мы должны привести Лэ какую-нибудь жертву, иначе она разгневается. Отдай нам детеныша, которого ты держишь на спине — однажды он уже был нашей добычей и принадлежит нам!

Ловчий сопроводил свое требование таким выразительным жестом, что даже не знавший обезьяньего языка сразу мог догадаться, чего он хочет.

Лакоми на спине Тарзана вздрогнул и закаменел.

Человек-обезьяна посмотрел в черные глаза уродца и оскорбительно рассмеялся.

— Этот детеныш удрал от тебя, и он тебе не принадлежит! Ты его не получишь!

Зверочеловек шагнул вперед.

— Хорошо, если хочешь оставить его себе, мы не отнимем у тебя добычу. Но вместо украденной тобой беловолосой жертвы мы заберем этого беловолосого человека!

И ловчие начали приближаться к Арно — но становились, услышав низкий, клокочущий, хриплый рык человека-обезьяны.

— Если вы дотронетесь до него, я разорву вас в клочья! — зловеще пообещал Тарзан.

В его голосе была такая угроза, что уроды остановились. Их было полсотни против одного загорелого гиганта, держащего на спине обессиленного ребенка; ведь человек, к которому этот гигант не разрешал подойти, вряд ли выстоял бы в бою даже с самым слабым из зверолюдей… И все-таки ловчие не решались вступить в битву — такой почтительный трепет внушал им могучий победитель керита.

— Мы не можем вернуться в Опар совсем без добычи! — твердо сказал самый старый зверочеловек, с седой, как у гориллы, шерстью.

— Да? Тогда отнесите Лэ тушу керита и скажите, что Тарзан из племени обезьян посылает ей это в подарок! — прорычал приемыш Калы, готовясь к схватке.

К его огромному удивлению, зверолюди отнеслись к предложению вполне серьезно.

Они отступили, сбились в кучу и залопотали, размахивая руками. Наконец один из уродов торжественно сказал:

— Ты прав, Тарзан из племени обезьян. Лэ не будет сердиться, если получит шкуру керита. Еще ни никто из высших Опара не застилал свою постель такой шкурой!

Зверолюди, вытянувшись цепочкой, затрусили сквозь заросли прочь. Когда последний из них скрылся в джунглях, Лакоми длинно вздохнул и обмяк, похоже, потеряв сознание. Джек Арно с таким же длинным вздохом отбросил в сторону сук.

— Пойдем, — сказал ему человек-обезьяна. — И смотри — ни слова Джейн о том, что мы видели зверолюдей!

Джейн так и не узнала, как близко к ней подобрались тени из прошлого — те отвратительные зверолюди, которых она изо всех сил старалась забыть.

После того, как Тарзан живым и невредимым вернулся из джунглей, одолев ужасного зверя, ничто больше не омрачало покоя и счастья девушки…

Кроме заботы о больном мальчике, которого принес в миссию ее жених после победы над чимисетом. Джейн ухаживала за Лакоми так, как ей подсказывала ее заботливая нежная натура, и мальчуган на удивление быстро поправлялся.

Вскоре отец Бертран совершил над ним обряд крещения, которого этот маленький язычник так долго был лишен. Но даже крещение не помешало выздоровлению мальчика, которого отныне звали христианским именем Питер, и подросток был на ногах еще до того, как успел привыкнуть к своему новому имени.

Гораздо трудней, чем к этому имени, Питеру-Лакоми оказалось привыкнуть к странным правилам, царившим в доме отца Бертрана, и к неудобной одежде белых. Но смышленый подросток схватывал все так же быстро, как когда-то Тарзан — и человек-обезьяна имел возможность наблюдать со стороны процесс превращения дикаря в цивилизованного человека, который он сам прошел всего полтора года назад.

Но что было делать с Лакоми дальше?

Пастор Бертран, вдохновенно взявшийся за воспитание и обучение мальчика, предложил оставить его в миссии — со многих точек зрения это было идеальным вариантом. Но когда об этом заговорили с Лакоми, тот пришел в такую панику, как будто его хотели отдать зверолюдям.

Мальчишка уже успел привыкнуть к мысли, что он вместе с Тарзаном, Арно и Джейн отправится в большой мир белых людей, и даже слушать не хотел о том, чтобы остаться в доме отца Бертрана. Тарзан пытался объяснить мальчику, как трудно ему будет жить в цивилизованном мире, но почти сразу понял бессмысленность таких объяснений. Лакоми прислушивался к его увещеваниям не больше, чем сам Тарзан когда-то прислушивался к увещеваниям Арно… А потом в отчаянии прибегнул к заступничеству Джейн.

Этот искусный маневр решил дело: девушка не смогла устоять перед мольбами мальчугана, а Тарзан не смог устоять перед просьбой невесты.