Эдгар Берроуз - Возвращение в джунгли

Человек-обезьяна молча пожал плечами и вышел; Арно последовал за ним.

До самой каюты оба молчали, но там, повалившись на койку и уставившись в потолок, Тарзан сказал с бесконечной тоской:

— Как бы я хотел поскорей вырваться из этого цивилизованного мира и опять очутиться среди диких зверей, которые не пожирают друг друга из-за денег, из мести или просто потехи ради!

К большому разочарованию Тарзана, за все время путешествия Николай Роков и его дружок Павлов ни разу не потревожили его. Оба негодяя даже не пытались приблизиться к графине де Куд и вообще старались не попадаться на глаза никому из пассажиров.

Зато сама графиня и ее муж настойчиво искали общества Тарзана. Эти люди были так доброжелательны и милы, что в конце концов человек-обезьяна сумел преодолеть свою замкнутость и близко сошелся с обоими супругами.

Ольга де Куд ни словом не обмолвилась о том, что на следующий день после приключения на палубе брат подсунул под дверь ее каюты газету со статьей о балтиморском процессе, пестрящую портретами «сына гориллы». Стремясь опорочить Тарзана в глазах сестры, Николай добился обратного — молодая женщина почувствовала еще больший интерес к человеку с такой необыкновенной судьбой.

Когда корабль наконец причалил в гавани Гавра, супруги де Куд с огромным сожалением расстались с Тарзаном, на прощанье еще раз взяв с юноши обещание обязательно навестить их в Париже.

К большому удивлению Арно, его друг решил выполнить это обещание уже через день после того, как они явились в блистательный город Париж.

Друзья поселились у двоюродной бабушки Джека, донельзя обрадованной появлением внука. Одинокая мадам Арно категорически заявила, что и речи быть не может о том, чтобы Джек и его друг сняли номер в отеле. Никаких отелей, они будут жить у нее! — и старушка тут же дала распоряжение приготовить две самые лучшие комнаты, учинив веселую суматоху на всех двух этажах своего старинного полупустого дома.

Сначала Тарзан чувствовал себя скованно и неуютно в обществе маленькой седовласой женщины, которая казалась ему такой же хрупкой, как и ее старинная посуда. Он целовал руку мадам Арно еще осторожней, чем прикасался к ее чашкам и блюдцам из прозрачного фарфора; но старушка излучала такую доброту, что человек-обезьяна и сам не заметил, как его смущение бесследно исчезло.

Узнав, что мсье Тарзану вскоре предстоит визит в аристократическую семью, мадам Арно немедленно принялась наставлять юношу в великосветских манерах.

— Ах, на Джека я давно уже махнула рукой, — жаловалась старушка. — Его американские родственники вконец испортили его манеры! Но я надеюсь, что вы, мсье Тарзан, меня не разочаруете!

Мсье Тарзан делал все от него зависящее, чтобы не разочаровать мадам Арно.

За один день общения со старой леди человек-обезьяна узнал о светских манерах столько, сколько не узнал бы даже за двадцать посещений Пале-Рояля; и вскоре Джек заверил бабушку, что новый ученик ее не подвел: Тарзан очаровал всех гостей на большом приеме в особняке графа де Куд.

Помимо воли Тарзан оказался околдован легкомысленным обаянием Парижа.

Днем он бродил по картинным галереям, а вечерами новые друзья водили его в те заведения, где жизнь начинает бурлить лишь с заходом солнца. Пару раз Арно сходил с Тарзаном в оперу и в мюзик-холл, но, убедившись, что человек-обезьяна чувствует себя вполне уверенно во всех здешних непривычных для него местах, да к тому же у него всегда достаточно спутников, Джек перестал его сопровождать.

У приемыша Калы и впрямь был теперь скорее избыток, чем недостаток приятелей: пикантные подробности «дела сына гориллы» недавно взбудоражили весь Париж, и Тарзан стал самой знаменитой личностью и самым желанным гостем на всех светских приемах.

Внимание мужчин и восхищение женщин льстило самолюбию человека-обезьяны, и он оказался полностью захвачен новыми возможностями той цивилизованной жизни, которую еще недавно так ругал.

Только иногда, наблюдая за кружащимися в танце изящно одетыми мужчинами и женщинами, Тарзан грустно усмехался, вспоминая неистовую обезьянью пляску Дум-Дум в ночь полной луны в самом сердце диких африканских джунглей…

Но от подобных мыслей его быстро отвлекала молодая графиня де Куд. Стоило Тарзану загрустить, как она тут же старалась занять его оживленным разговором; и вскоре «сын гориллы» начал чувствовать такую потребность в обществе прелестной юной женщины, что почти каждый день навещал гостеприимный особняк графа де Куд. Он начал учиться французскому языку и удивлял Ольгу своими поразительными успехами.

Дни мелькали за днями, вечера — за вечерами; Тарзана кружил вихрь парижских развлечений, помогая приемышу Калы забыть о прошлом и не думать о будущем.

Однажды вечером веселая компания, в центре которой был Тарзан, разошлась по домам раньше обычного.

Как правило, человек-обезьяна возвращался домой только под утро, бесшумно влезая в окно на втором этаже, чтобы не разбудить мадам Арно — но сейчас едва-едва пробило полночь, когда он побрел к дому по узкой улице Моль.

Здесь было безлюдно и тихо; ущербная луна освещала брусчатую мостовую и темные окна невзрачных старых домов.

Вдруг Тарзану почудилось движение впереди — там, где тьма, отбрасываемая мезонином, была особенно густа. В тот же миг в насвистывавшем веселую песенку гуляке проснулась настороженность дикого зверя. Тарзан замер, внимательно вглядываясь в темноту; потом медленно двинулся вперед.

Вскоре он увидел трех человек, притаившихся в тени мезонина, и почти сразу сзади раздались торопливые шаги. «Сын гориллы» понял, что его окружают и что ему придется драться.

Если бы скрадывавшие Тарзана люди могли увидеть улыбку, появившуюся на лице их жертвы в этот момент! Наверняка полученная убийцами щедрая плата показалась бы им ничтожной и они бросились бы кто куда.

Человек-обезьяна двинулся к затаившемуся врагу, едва сдерживая нетерпение. Вот чего ему так не хватало все эти дни в Париже, вот что не могло сравниться ни с вихрем кардабалета, ни с будоражащей кровь музыкой в «Гранд-Опера»!

Самый великий боец западноафриканских джунглей истосковался по битвам с равным ему противником и по тому наслаждению, какое эти битвы дают. И когда трое притаившихся впереди людей внезапно вышли из засады, человек-обезьяна сделал то, чего никак не ожидали от него бандиты. Вместо того, чтобы кинуться назад и налететь на ножи тех, кто поджидал его за углом ближайшего дома, Тарзан прыгнул вперед и напал сам.

Спустя три секунды один из негодяев бездыханным валялся на мостовой, второй со стонами прижимал к животу сломанную руку, а третий, стоя на коленях перед швырнувшим его на мостовую чудовищем, истошными воплями призывал на помощь. Помощь немедленно прибыла — и Тарзан из племени обезьян оказался в кругу людей, вооруженных палками и ножами.