Сергей Гомонов - Душехранитель

Вы с Алом были очень похожи и настолько же разнились. Как это может быть? Уж поверь старому мракобесу: может. Еще как может.

Ты согревала его, но никогда ничего не принимала близко к сердцу. Ты умела любить, умела сострадать, готова была помогать, подобно ему… Но вы делали это по-разному. Тень быстро покидала твое прекрасное личико, и ты продолжала радоваться жизни. Да что там — ты была сама Жизнь!

Не помнишь? Не помнишь…

Мне нечего добавить к этому. Откуда я так хорошо знаю тебя и Ала? Не проси меня открыть это тебе сейчас. Когда ты вспомнишь себя, когда ты наденешь свое прошлое, как старое, но любимое платье, ты все поймешь сама.

О томОритане? Ты спрашиваешь меня о томОритане? Насмешила! Как будто тебе известен нынешний! Впрочем, здесь, нигде, в Ростау, нет и времени. А потому слушай. Но стань солнечным зайчиком, ибо этот рассказ — о последнем дне тогоОритана, еще целого, еще не раскромсанного на куски, не тронутого запредельными морозами. И если даже я скорблю, вспоминая об этом, то тебе придется собрать все свое мужество и, словно вода, в которую бросили камень и с которой ты не раз сравнивала меня, пропустить через себя то, что я поведаю тебе. Поверхность покроется рябью — и вскоре успокоится. Не более того. Ты готова?

…Оритана более не существовало. Содрогнулась земля, проглатывая то, что еще не сковала жестокая стужа. Молнии полосовали черное, беззвездное небо вдоль и поперек.

У Земли больше не было оси. Она летела в безграничном, не подвластном ни разуму, ни фантазии пространству — словно обледенелый ком, срывая с себя покровы, вращаясь так, словно хотела сбросить с себя всё и вся…

Гибель и ужас, ужас и гибель… Никто до этого не знал дня и часа. Никто не знал и того, что это лишь начало. Страшен не сам шторм, а его последствия…

А ведь всё это было высчитано в мудрых книгах, но мы ничего не смогли бы поделать. Существовал один выход: Попутчики должны были оказаться рядом и «взойти»…

Леденящий ветер охватил континент. Колыбель тех, кто спорил с самим Временем, разваливалась на тысячу кусков. Огонь боролся со стужей — всюду и везде: черное небо кромсали змеи молний, стремительные, как сама смерть; вода океана, омывающего наш материк, вскипала и топила берега, кора земная разверзалась, исходила яростной лавой, сопротивлялась неизбежному…

Сколько светлых людей, десятки тысячелетий назад сотворивших эту страну, гибло раньше положенного Природой срока!.. Катастрофа началась неожиданно, и не существовало тихого уголка на планете, где можно было бы переждать ее.

Нам было отведено достаточно времени для Восхождения.

Но я не успел… Не успел из-за своего тринадцатого, который все равно погиб на моих глазах. А из-за меня лишился жизни другой наш ученик — Атембизе. Да, да, тот самый Ишвар. Недаром ты так его любила, сестренка. Помнишь? Ну да, в Кула-Ори он был уже только твоим учеником, я не могу спорить…

Гм… Однажды — ну, много позже, конечно — кулаптр Паском скажет самые главные слова: «Тринадцатый — это, наверное, всегда самый непокорный и самый любимый из учеников. Сколько раз мой тринадцатый убивал меня, своего учителя, прежде чем все понял и осознал: мы нереальны, пока существуем только здесьили только там. Вселенная пустит нас к звездам лишь тогда, когда мы найдем гармонию меж тонким и грубым. Новый виток спирали произойдет непременно. Однако же…»

Великий Оритан, Колыбель Вечности, просуществует еще ровно пятьсот лет. Пятьсот, теряя по клочкам душу — своих детей, разлетающихся из белоснежных ледяных гнезд, детей, согласных воевать и скатываться все ниже к подножию пирамиды, к исходной точке, к хаосу, в котором зародился первый примитив…

В тот день и ты металась, призывая меня: «Явись! Явись!» Самое страшное, что я слышал твой зов, но не мог оставить тринадцатого. Таков был выбор сердца. И оно было наказано за нарушение вселенской истины. Я гнал прочь от себя Атембизе, но он не мог оставить нас, как я не мог оставить последнего ученика. И, уже в шаге от спасения, вытаскивая из пучины тринадцатого, я замешкался и не протянул руку Атембизе. Я надеялся, что благодаря этому он спасется. Таков был выбор души. И она была наказана за нарушение вселенской истины. А разум разрушился сам, ибо он — ничто без сердца и духа…

Атембизе не спасся. Он погиб вместе с нами.

Ты жила в этой реальности последний раз. Так думали все мы. Но вот: прошли века, а ты все еще здесь. Ибо Жизнь никогда не должна выбирать Смерть до срока. Это противоестественно, как совокупление однополых, как фанатизм, как предательство. Но таков был выбор тела. И оно было наказано за нарушение вселенской истины.

Земля, разошедшаяся огненной раной, поглотила твою измученную, избитую оболочку. Ужас — твой и мой — двоих, заблудившихся в отчаянно-синем пространстве Перекрестка, среди черных от окалины спиралей, не поддавался описанию. Мы так и не отыскали друг друга. Помню лишь, как меня уносило все дальше и дальше оттуда, а воспаленный Перекресток медленно утрачивал синее свечение, становясь обычным — серым и скучным. Таким, как всегда.

В тот день было слишком много безвременных смертей. Даже Ростау возмутилось обилием жатвы Разрушителя…

И больше я уже никогда не приходил к тебе в том облике, в каком ты меня помнила. И больше мы не помнили друг друга так, как прежде.

Время подстроило нам ловушку. Точного срока не ведает никто, даже посвященный. А тому, кто «взошел», это уже и не нужно знать…

Всегда выбирай жизнь, Танрэй, даже взаперти! Никто не знает, куда и как повернет судьба! Амнистия может влететь в твою темницу весенней ласточкой, а ты станешь мудрее и сильнее, пережив то, чего хотела избежать. Терпение — это не всегда удел рабов. Никто не ошибается более тех, кто считает так. Рабам не дано выбирать сознательно. Только Взошедший владеет миром, только он живет в согласии со своей вольной душой и кипучим сердцем!

Веди себя, чувствуй себя так, как будто все уже случилось. Как будто ты уже «взошла». Алчущий не получит. Держись, словно ты перешагнула ступень — спокойно и уверенно.

Всегда выбирай жизнь, сестренка!.. »

Дмитрий с большой неохотой придавил кнопку звонка.

За дверью послышался топот. Это племянник Андрейка.

— Кто там?! — спросил детский голос.

— Серый волк! Открывай, Дюша, я оставил ключи в машине!