Сергей Гомонов - Душехранитель

…Перед глазами засверкала водная гладь храмового бассейна…

…И тут жуткий вой разорвал пространство — словно светопреставление состоялось до рождения огненной птицы из сна.

Еще не открыв глаза, телохранитель выхватил пистолет. Рената подскочила и вытаращилась в окно, однако Саша коротким рывком опрокинул подопечную в кресло:

— Никогда так не делайте!

Она испуганно затрясла головой, признавая свою ошибку и соглашаясь.

На поляну, где стоял «Чероки», выскочило несколько человек в милицейской форме. С поводков рвались и яростно лаяли громадные немецкие овчарки. Где-то в леске завывала сирена.

Саша убрал пистолет под сидение и опустил запотевшее стекло. К их машине быстро приближалось три милиционера. Первые заморозки превращали дыхание людей в пар.

— Вы — спите, — предупредил Ренату Саша; девушка снова кивнула и зажмурилась.

Один из милиционеров, подойдя вплотную к открытому окну машины, потребовал документы. Двое других обошли джип, разглядывая номера. Оставшийся поодаль наряд ждал своих. Собаки умолкли. Мужчины, перекинув за спины автоматы, висящие на ремнях через плечо, закурили.

Саша медленно (подчеркнуто медленно) извлек из внутреннего кармана пиджака водительское удостоверение. Рената следила за его действиями из-под ресниц, понимая, почему он делает это с такой предосторожностью, и панически соображала, что будет, если они потребуют ее паспорт. Ведь, скорее всего, второпях Саша не озаботился этим вопросом при побеге из Новосибирска.

Убедившись, что водитель вытащил именно документы, а не оружие, милиционеры расслабились. Просмотрев Сашины «права», тот мужчина, который стоял возле окна, козырнул и представился:

— Сержант Коптеев. Кто едет с вами?

— Девушка. Она… еще спит, — телохранитель бросил на нее короткий взгляд.

— Это ваша жена? — уточнил сержант.

— Почти.

Двое других, не участвовавших в разговоре, с пониманием усмехнулись.

А ведь они сейчас потребуют и документы «без пяти минут жены»… Девушка так и не определилась, успел Саша взять ее паспорт или нет…

…Из черной дыры смутных воспоминаний в сознании Ренаты неохотно, как подтопленный айсберг, выплыл момент, когда, сообщив о гибели хозяина, папин телохранитель внимательно взглянул на девушку и слегка отпрянул, чем-то пораженный до глубины души. А она, теряя сознание и уже не чувствуя ног, привалилась к стене и начала сползать на пол. Но взгляд серых глаз Саши и страх его — неподдельный, смешанный с изумлением — запечатлелся в ее памяти…

— У девушки есть документы?

Голос сержанта ворвался в сознание Ренаты, будто из другого мира.

— Паспорт, — Саша все так же осторожно достал ее документы (« Слава богу, взял! » — отлегло от души). — Что у вас случилось?

Тон ровный, но в нем прозвучало такое… такое… Рената даже «проснулась». Таким тоном отец разговаривал с подчиненными. И милиционеры неосознанно подобрались.

Боже, что он делает?! Папа всю жизнь ясно давал понять Ренате: если видишь перед собой представителя правоохранительных органов и не знаешь его, то сторонись, как чужой собаки. Никто не знает, лизнет пес руку или вцепится тебе в глотку. Чужая душа — потемки, как говорится. Если у тебя нет над собакой хозяйской власти, то обходи ее за три версты.

— Сокольникова? — Коптеев оторвал взгляд от паспорта Ренаты и вложенной между страничек карточки-доверенности на машину и взглянул на девушку. — Вы, случайно, не дочь того самого Александра Сокольникова?

Рената догадалась, что под выражением «того самого» он подразумевает прошлые военные заслуги полковника Сокольникова.

Горячая ладонь Саши слегка сжала ее коленку: « Соглашайся! »

— Да… т-товарищ сержант, — пролепетала она, еще не зная, к чему это приведет.

Коптеев еще раз козырнул Саше, когда возвращал документы. И козырнул уже по-другому . А телохранитель принял это как должное и тоже с иной — начальственной — неторопливостью убрал Ренатин паспорт в нагрудный карман.

— Уезжали бы вы отсюда, — не очень-то настойчиво посоветовал Коптеев. — У нас тут рейд…

Саша кивнул, и лицо его хранило жесткое, очень знакомое Ренате, выражение. Милиционеры отошли к своим.

Телохранитель неспешно прогрел двигатель, а Рената в то же самое время поправила спинку своего и водительского кресла. Ого! А из Саши получился бы неплохой офицер! Но, быть может, в прошлом у него и был военный опыт? Что она, в сущности, о нем знает? Мало ли как изменила судьбы людей недавняя перестройка? Рената однажды слышала о нескольких, ныне бомжующих, «афганцах». Отец рассказывал. Кажется, в связи с тем, что открывал какой-то центр поддержки для бывших боевых товарищей. Теперь вот — Чечня… Нет, для Афгана Саша, конечно, молод, а вот в войне, которая охватила нынче весь Северный Кавказ, участвовать мог…

Рената вспомнила о рейде, про который сказал Коптеев.

— Что, интересно, за рейд? Как вы думаете?

Саша выдержал длинную паузу, и девушка уже решила, что отвечать он не собирается, но губы его наконец разомкнулись:

— Тут недалеко «зона», двенадцатая, по-моему… ИТУ… Наверное, кто-то сбежал, теперь ищут…

— Только этого не хватало… — проворчала Рената. — А если они сообщат в Новосибирск, что проверяли нас?

На этот раз телохранитель не счел нужным отвечать. Случиться могло что угодно, зачем об этом говорить? Только беду кликать…

Машину снова стало швырять из стороны в сторону. « Конечно, ведь ее сделали для западного бездорожья, не для нашего, сибирского… » — прижимая ладонь к щеке со стороны разболевшегося зуба, подумала Рената, чтобы хоть как-то отвлечься. Но не помогло. Во рту появился привкус крови.

— Болит? — Саша сбавил скорость. — Загляните в «бардачок», там у Александра Палыча аптечка. Должен быть «Анальгин»…

Едва не плача, Рената отыскала таблетки, проглотила сразу две, не запивая. Поморщилась от горечи. Ничего, зато, разжеванные, быстрее помогут. Наверное. Хоть бы помогли!

Саша одной рукой вытащил из кармана пачку сигарет и щелкнул зажигалкой. Ренату затошнило: сказались и голод, и боль, и то, что ее укачало.

— Меня сейчас вырвет… — простонала она, торопливо опуская стекло со своей стороны и высовываясь наружу.

Телохранитель тут же выбросил сигарету:

— Извините…

— Когда уже это кончится?! — Ренату прорвало. — Я устала, я вся грязная, у меня все болит! Я хочу есть! Понимаете? Есть!

— Понимаю. Простите, что не предусмотрел передвижную ванну и грудное вскармливание…

— Ничего, ничего вы не понимаете! Лучше бы меня пристрелили в Новосибирске…

— Еще не поздно вернуться, как скажете, — черты его бледного от усталости лица снова приобрели жесткость.