Юрий Вознюк - Тепло отгоревших костров.

«Ну уж дудки!»— вспылил я и пошел на прорыв.

И сразу же два пса напали на меня сзади. Мне удалось их отогнать, но моему бодрячеству пришел конец. Положение становилось уж слишком скверным — я видывал, как от таких вот, ничем не примечательных бобиков, в панике бежали трехлетние тигры. Теперь, чтобы уберечь свои торбаса, а заодно и ноги, нужно было действовать жестко. Первый удар вышел действительно жестким—он пришелся в мерзлую землю, и стекла бинокля разлетелись вдребезги. Отбивая наскоки псов, я с трудом добрался до одиночного корявого дубка. Здесь они мне дали передышку, но ненадолго. Как-то боком, с подвыванием собаки снова стали приближаться ко мне. Опасаясь, что вся шайка бросится разом, я раскрутил над головой бинокль. И тут случилось непоправимое. Ремешок выскользнул из рукавицы, и он со свистом улетел под лапы рыжего пса. От неожиданности тот подпрыгнул, ну а в следующую минуту... Не знаю, что было бы в следующую минуту, потому что в следующий миг я уже сидел на дереве, радуясь и удивляясь тому, что мне так легко и быстро удалось поднять свои восемьдесят пять килограммов на двухметровую высоту.

— На-кась выкуси! — крикнул я рыжему пирату и показал ему то, что подобает в таких случаях.

Пес подпрыгнул, и его зубы клацнули в десяти сантиметрах от подошвы. На всякий случай, пришлось забраться повыше. Теперь я был в полной безопасности. Все закончилось благополучно, если не считать разбитого бинокля, дыр в торбасах и того, что меня загнали на дерево в двух километрах от деревни.

Отсюда открывался прекрасный вид, но было чертовски холодно, и уже через десять минут я начал дрожать. Моя одежда никак не подходила для длительных наблюдений с дерева. А что, собственно, хотелось наблюдать? Мохноногих канюков, равнодушными идолами торчавших на стогах, уютные и теплые дома Милой Девицы, или тех четвероногих паршивцев, которые расположились внизу.

Лохматая шайка разлеглась под деревом, и в ее позах была готовность умереть, но дождаться, когда мой закоченевший труп свалится с дерева. А все, кажется, шло к тому. Сначала я размышлял о дружбе, которая связывает человека и собаку. Сколько добрых слов сказано в адрес собачьего племени, и оно, конечно, того заслуживает. К сожалению, в семье не без урода. У каждой собаки, как и у людей, свой характер: есть храбрецы и трусы, честняги и жулики, благородные рыцари и мелочные душонки. Одни никогда не опускаются до вероломства, другие — способны укусить из подворотни, чтобы тут же удрать. Кто знает, как обрели они свой характер,— не от хозяев ли переняли?

Спустя полчаса мысль о спасении стала у меня какой-то вялой. Она принимала явно нездоровое качество. Потом меня вдруг обуяла гордыня, и я подумал, а не привязаться ли к дереву и если уж погибнуть, то оставив с носом грабителей. Трудно сказать, до чего бы я додумался — не выскочи из канавы колонок. Собаки, захлебываясь собственным лаем, как по команде, метнулись за ним. Колонок юркнул обратно в канаву— собаки скатились за ним и исчезли из виду.

Ну, ноги мои ноги! Я моментально распрощался со своим «наблюдательным постом» и что есть сил припустил в противоположную сторону. До дома Брагина оставалось не более полутора километров, когда я оглянулся и... сделал последнее отчаянное усилие. Поскользнувшись, я замахал руками и, успев перевернуться в падении, грохнулся на четвереньки. Вздымая облака снежной пыли, свора мчалась ко мне.

Я сел на землю и принялся разуваться,

— Нате, жрите, проклятые!— бормотал я, швыряя псам торбаса.

Они подхватили их на лету, и по заснеженной дороге покатился рычащий клубок. На меня собаки не обращали уже никакого внимания—они упивались запахом дикого оленя. И дернул же меня черт купить самодельные торбаса!

После мне подсказали, задним числом, множество способов спасения мокасин.

Но все это было потом, а тогда я во весь опор мчался в одних носках к деревне, и мое появление в доме Брагина вызвало всеобщий переполох.

— Патроны где?—заорал я Моргунову.

— В рюкзаке, в кармане,— перепугано ответил он. Выдернув пачку патронов, я выскочил во двор, вернулся обратно, сунул ноги в рабочие валенки Брагина и побежал вершить суд. Сзади меня спешили с ружьями в руках Сергей и Димка. Со стороны можно было, наверно, подумать, что сейчас" на заснеженных полях Милой Девицы вспыхнет бой. Но я-то знал, кто противник, а вот Брагин и Моргунов, надо полагать, изрядно попортили себе нервы в догадках. Я не добежал до собак метров двести—не хватило сил. Кололо в боку, не хватало воздуха, казалось, сердце вот-вот разорвется в груди. Псы уже почувствовали неладное и настороженно смотрели на меня. Трусящимися руками, я разорвал пачку и, роняя патроны на снег, зарядил магазин. Рыжий пес стоял первым, нагло подняв хвост.

— Ну, держись, образина!— процедил я.

После выстрела его словно пружиной подбросило в воздух, он развернулся и огласил окрестность паническим визгом. Я хорошо видел, как пуля вырвала из него клок шерсти и удивился живучести пса, улепетывавшего во все лопатки.

«Я вас научу уважать человека!»—продолжал кипеть я. посылая заряд за зарядом вслед бродячим негодяям. Пули взрывали возле собак фонтаны земли и снега, и свора, обезумев от страха, шарахалась из стороны в сторону, пока не рассыпалась по полю и не скрылась из вида.

— Победа!—услышал я за спиной запыхавшийся голос. Позади стояли Димка и Брагин и таращились на меня.

— Зевс!.. Скорострельный бог-громовержец!..—продолжал выдыхать Димка.

Я ничего не ответил и пошел по дороге. На месте моей последней встречи с собаками валялось то, что когда-то называлось моими торбасами. И еще там валялся кусок рыжего хвоста главаря банды.

Позже Дуся, со свойственной женщинам практической сметкой, произвела любопытные подсчеты. Оказалось, что стоимости мокасин, бинокля и премий за мышей хватило бы на покупку в селе по меньшей мере пяти шкур лисиц. Мы никогда не стремились получить от охоты доход, но на этот раз я подумал, что для начала издержки все-таки велики.

Легкомысленно назначенная Димкой премия за живую мышь неожиданно обернулась для нас ощутимым расходом. Часа через два после того, как мы вернулись с поля, заявился домой раскрасневшийся Санька с компанией.

— Дядя Дима, улов притаранили!— оповестил он.

— Ну, молодцы! А я уж думал, куда вы запропастились?— обрадовался Димка.— Сколько добыли, Саня?

— Полтораста!

Моргунов провел ладонью по лицу, словно смахивая паутину.

— Ты хочешь сказать...— неуверенно начал он.

— Ну да — сто пятьдесят одну мышу поймали, — рассеял всякие сомнения Санька.

Перед нами появилась огромная железная банка с кишевшими там мышами.

— Батюшки-светы!—с отчаянием прошептал Моргунов.