Джек Лондон - Сердца трех

Френсис только собрался было что-то сказать, но Леонсия шикнула на него, и оба прислушались: в кустарнике раздался шорох — кто-то, видимо, приближался к ним.

— Послушайте! — быстро прошептала она и умоляющим жестом дотронулась до его локтя. — Я буду в последний раз англосаксонкой и скажу вам все. А потом всегда буду хитрить и вилять, как это свойственно, по вашему мнению, испанкам, и мне в том числе. Итак, слушайте: я люблю Генри, это правда, сущая правда. Но вас я люблю больше, гораздо больше. Я выйду замуж за Генри… потому что люблю его и связана с ним клятвой. И все-таки вас я всегда буду любить больше.

Прежде чем Френсис успел что-либо возразить, из кустарника, прямо на них, вышли старый жрец майя и его сын. Едва ли даже заметив Френсиса и Леонсию, жрец упал на колени и воскликнул по-испански:

— Впервые глаза мои видят глаза Чиа! Он пробежал пальцами по узелкам священной кисти и стал молиться на языке майя. И если бы окружающие могли понять его, то они услышали бы следующее:

— О бессмертная Чиа, великая супруга божественного Хцатцла, создавшего все сущее из небытия! О бессмертная супруга Хцатцла! Ты, которая есть мать злаков, божественная сердцевина прорастающего зерна, богиня дождя и оплодотворяющих солнечных лучей! Ты, которая питаешь семена, корни и плоды, необходимые для поддержания жизни человека! О славная Чиа, чей рот повелевает уху Хцатцла! Тебе смиренно возносит молитву твой жрец! Будь снисходительна ко мне и всемилостива. Выдай из твоего рта золотой ключ, открывающий ухо Хцатцла. Дозволь твоему верному жрецу добраться до сокровища Хцатцла… Не для себя прошу, о богиня, а для сына моего, которого спас гринго. Твои дети — племя майя — исчезают с земли. Им теперь уже не нужны сокровища. Я твой последний жрец. Вместе со мной умрет и то, что людям известно о тебе и о твоем великом супруге, чье имя я произношу лишь шепотом, пав ниц. Услышь меня, о Чиа, услышь меня! Я пал перед тобою ниц!

Целых пять минут старый жрец лежал, распростершись на камне, содрогаясь и корчась, точно эпилептик, а Леонсия и Френсис с любопытством смотрели на него, невольно захваченные торжественностью молитвы, хоть она и была им непонятна.

Не дожидаясь Генри, Френсис снова вошел в пещеру.

Он и Леонсия шли впереди, показывая старому жрецу дорогу. А старик, не переставая перебирать свои узелки и что-то шептать про себя, следовал за ними, тогда, как пеон, остался на страже у входа. Когда они подошли к мумиям, жрец благоговейно остановился — не столько из-за мумий, сколько из-за священных узелков.

— Тут вот что сказано, — важно молвил он, выбирая одно из усеянных узелками волокон. — Это были злые люди, разбойники. Их удел — вечно додать у порога пещеры, где скрыта тайна племени майя.

Френсис поскорее провел старика мимо груды костей его отца и ввел во вторую пещеру, где старый майя сразу же распростерся перед двумя идолами и долго и горячо молился. Потом он внимательно осмотрел узелки священной кисти и сообщил Френсису с Леонсией то, что прочел, на языке майя. Френсис знаком показал, что они ничего не поняли. Тогда старик повторил на ломаном испанском языке:

— «Изо рта Чиа в ухо Хцатцла» — так говорят узлы.

Френсис выслушал эту загадочную фразу, заглянул в темную глубину рта богини, сунул острие своего охотничьего ножа в замочную скважину, видневшуюся в огромном ухе бога, постучал по камню рукояткой ножа и заявил, что статуя полая. Потом он вернулся к статуе Чиа и, постучав по ней ножом, убедился, что она тоже полая. Но тут старый майя пробормотал:

— «Ноги Чиа покоятся на пустоте».

Френсис, заинтересовавшись этим, заставил старика проверить свои слова по узелкам.

— Ноги у нее действительно большие, — рассмеялась Леонсия, — но под ними крепкий каменный пол, а вовсе не пустота.

Френсис толкнул богиню рукой, — оказалось, что она легко сдвигается с места. Обхватив ее, он рывками стал ее передвигать.

— «Для тех, кто силен и бесстрашен, ноги Чиа сдвинутся с места», — прочел жрец. — Но дальше три узла говорят: «Берегись! Берегись! Берегись!»

— Ну, будем надеяться, что эта пустота, какая там она ни есть, не укусит меня, — рассмеялся Френсис, выпуская из своих объятий богиню, которую ему удалось сдвинуть на добрый ярд. — Итак, старушенция, постой здесь немножко или посиди, отдохни. Ведь ноги у тебя, наверно, порядком устали: попробуй-ка опираться столько столетий на пустоту!

Возглас Леонсии заставил Френсиса взглянуть на то место, где только что стояла Чиа. Шагнув назад, он едва не упал в яму, которую до сих пор прикрывали ноги богини. Оказалось, что в скале выдолблено круглое отверстие диаметром в целый ярд. Тщетно пытался Френсис определить глубину ямы, бросая вниз зажженные спички: они падали и, не достигнув дна, гасли на лету.

— В самом деле похоже, что тут бездонная пропасть, — заметил Френсис, бросая вниз камешек.

Прошло несколько секунд, прежде чем они услышали, как он стукнулся обо что-то.

— Но ведь и это, возможно, еще не дно, — заметила Леонсия. — Камень мог удариться о какой-нибудь боковой выступ скалы и даже мог там остаться.

— Ну, уж вот это штука даст нам точный ответ, — сказал Френсис и, схватив старинный мушкет, валявшийся среди костей на полу, хотел было бросить его вниз.

Но старик остановил его:

— Священные узлы говорят: «Кто посягнет на священную пустоту под ногами Чиа, умрет скорой и страшной смертью».

— А я вовсе и не намерен посягать на священную пустоту, — усмехнулся Френсис, отбрасывая мушкет. — Но что же нам теперь делать, старик? Легко сказать: «Изо рта Чиа в ухо Хцатцла», — а как это выполнить? Проведи-ка, старина, пальцами по своим священным узелкам и узнай, как и что.

А для сына жреца — пеона с израненными коленями — пробил последний час. Сам того не подозревая, он в тот день последний раз видел восход солнца. Что бы ни случилось в этот день, какие бы усилия он ни делал для того, чтобы избежать своей Судьбы, этому дню предстояло быть последним в его жизни. Останься он на страже у входа в пещеру, его, несомненно, убили бы Торрес и Манчено, шедшие за ним чуть ли не по пятам.

Но, вместо того чтобы стоять на страже, боязливый и осторожный пеон решил сделать вылазку и посмотреть, нет ли поблизости каких-нибудь врагов. Так он избег смерти при свете дня под открытым небом. Но стрелки часов его жизни передвигались, и предуготованный ему конец был не дальше от него и не ближе, чем судила Судьба.

Пока он обследовал окрестности, Альварес Торрес и Хосе Манчено достигли входа в пещеру. Огромные глаза Чиа, выложенные перламутром на каменном лике скалы, оказались слишком большим испытанием для суеверного кару.

— Ты иди туда, — сказал он Торресу, — а я останусь здесь сторожить, чтобы никто не вошел.