Владимир Беляев - Встреча с границей

С Балетом мы задержали больше двадцати нарушителей границы. Это были опасные, хитрые враги, которым удавалось где-то прорваться через границу на других заставах, и ловили мы их уже далеко в тылу. Нередко назначали меня в операции, проводимые штабом отряда. За короткое время Балет стал лучшей розыскной собакой.

И вот приходится вспоминать самое горькое, самое тревожное, что пришлось тогда пережить. Прошло много лет, но это не забывается. Поручили мне конвоировать на суд опасного преступника. Когда вошли в камеру, то увидели, что его нет. Он убежал, и как мы определили — уже давно, часов пять-шесть назад. Преступник сделал подкоп под стену. Шла сильная метель. Нигде видимых следов обнаружить не удалось, но Балет все же напал на них.

Сначала мы бежали полем, потом лесом. Снег и темнота слепили глаза. Путь преградила река. Льда нет. С берега на берег перекинуто бревно. Оно занесено снегом, обросло льдом. Балет прямо с ходу — на бревно, я — за ним. На середине бревна Балет поскользнулся и слетел в воду. Я сумел удержаться и с другого берега помог Балету вылезти на кручу. Обтер его, обогрел полами полушубка — и опять на след врага. Бежали еще больше десяти километров. Преступника на суд приконвоировали...

Но Балет заболел. Что только я ни делал, чтобы спасти его. Каждый день утром и вечером ходил на ферму за парным молоком. Накипячу, накрошу булки — Балет немного поест и опять голову клонит. Долго боролся за его жизнь, однако спасти не смог — сильно он простудил легкие.

Горько и долго переживал я разлуку с моим верным четвероногим другой. Около трех лет служил еще в том отряде. И всегда — по какой тропе ни пойду, что ни делаю, все думаю о Балете, вспоминаю, как он помогал нам охранять границу. Свой опыт работы с Балетом передавал молодым пограничникам. В этом находил душевное успокоение. Так продолжалось до того дня, пока не назначили на новую и совершенно не знакомую мне работу.

Погожим августовским днем прибыл я в большой город. Широкие прямые улицы, парки, липовые и каштановые аллеи вдоль ровных чистых тротуаров, универмаги, рестораны, гостиницы, многоэтажные дома — все это было для меня непривычным, даже пугающим. Восемь лет служил на пограничных заставах, жил в лесах, на берегах тихих рек и озер. Город сразу огорошил шумом и многолюдием.

Я был убежден, что настоящее дело для пограничника только там, на заставе, на самом рубеже страны.

Однако после ознакомления с работой на контрольно-пропускном пункте настроение изменилось. Увидел, как надо быстро поворачиваться, какой сообразительности и находчивости требует здесь служба от пограничников. На заставе, можно сказать, бдительность проявляется в чисто физических свойствах — хорошем слухе, обостренном внимании, выносливости, стойкости. А тут дело имеешь с иностранцами, официально приехавшими в нашу страну. Надо быть вежливым, дружелюбным к людям и в то же время строгим, неподкупным в выполнении своих обязанностей. Кроме того, здесь надо знать сложную технику, устройство современных вагонов, локомотивов, тепловозов и многое из того, что они везут...

Моим первым учителем здесь был Филипп Ильич Ганьков.

Этот человек с первого взгляда внушал к себе глубокое уважение и доверие. Среднего роста, коренастый, с седыми, совершенно белыми висками. Но Филипп Ильич подвижен, расторопен, как юноша, глаза его всегда горели живым огнем, все он делал с охотой и боевым задором. Вскоре я узнал, что советское правительство наградило старшину Ганькова орденом Красного Знамени и орденом Ленина, что он сын рабочего, в молодости сам работал на шахте. В жизни мне везло на хороших учителей: там был знаменитый Карацупа, здесь — настоящий мастер своего дела, уважаемый всеми человек Филипп Ганьков. Когда я познакомился с ним близко, увидел его работу, услышал его рассказы о борьбе с контрабандистами и шпионами, моим сомнениям пришел конец. Да, здесь — на КПП — граница настоящая, сложная, тут есть где приложить свои силы!

— У пограничника на капэпэ, — говорил Филипп Ильич, — глаз должен быть точным, как выстрел снайпера. Снайпер с первого выстрела разит врага, так и мы безошибочно должны отличать контрабандиста и шпиона от честного человека. Если в этом промахнетесь — спуску не дам.

Несколько лет проработал я рука об руку со старшиной Ганьковым, во всем присматривался к нему. Это был настоящий чекист-дзержинец — человек с горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками. И умер он, как истинный дзержинец, — на боевом посту.

После смерти Филиппа Ильича я взял на себя как бы душевную обязанность — так же самоотверженно, беспощадно вести борьбу с контрабандистами и шпионами, чтобы наша большая пограничная станция — ворота в государство — была недоступна для врагов. Здесь я работаю уже много лет, и когда офицеры говорят, что я и мои ученики достойно продолжаем боевые традиции старшины Филиппа Ганькова, мне очень приятно. Много раз нам приходилось выдерживать сложные испытания, что называется, «скрестить шпаги» с опасными контрабандистами.

Однажды я приметил возле котла отопительной системы поезда кочергу с ржавыми пятнами на том конце, которым шуруют в топке. «Почему же кочерга заржавела? — подумал я. — Ведь каждый день её в огне обжигают». Но к кочерге не прикоснулся, взглянул и всё. Был почти уверен в том, для чего предназначена эта кочерга. У других котлов такой большой, ухватистой кочерги видеть не приходилось, а тут стоит, да еще не у топки, а у лесенки, в стороне.

Поднялся на верх главного резервуара воды, открутил барашки и приподнял крышку люка. Кочегар внизу стоит. Вижу — лицо его спокойно. Потом я понял, почему он так хладнокровно относился ко всему, что я делал. Система этого котла очень сложная. В резервуаре часто поставлены вертикальные стенки вдоль и поперек, а они в свою очередь несколько раз пересечены горизонтальными днищами с отверстиями. Сделано это для того, чтобы во время хода поезда вода в резервуаре не раскачивалась, не била в стенки. Её сила может оказаться столь огромной, что сорвет с креплений котел, вызовет аварию поезда.

Эти сложные отсеки в резервуаре контрабандисты решили использовать в своих целях.

Опустил я контролерский крючок в люк, ощупываю один, другой, третий отсек, вожу им в воде.. Вдруг что-то зацепилось. Чувствую, что предмет не очень большой, но захватить его не могу, соскакивает крючок. Говорю кочегару:

— Дайте вашу кочергу.

Он подает, а сам смеется.

— Зря потеешь, крючок твой за стенки цепляется...

Я сунул кочергу в тот угол, где предмет попадался. Двигал, двигал — пусто, словно там и не было ничего. Передохнул малость. Повернул кочергу и неторопливо повел по днищу в самый угол. И тут она так зацепилась, что сдвинуть не могу.