Луи Буссенар - Сын парижанина

Осторожно и ловко он взял лук и приложил стрелу. Медленно, незаметно присел и прицелился. Дистанция — всего двадцать пять шагов… С бьющимся сердцем, боясь, что Меринос проснется и спугнет птиц, парижанин натянул тетиву… Миг — и стрела со свистом улетела.

Резкое движение обратило в бегство великолепных пернатых, которые шумно поднялись в воздух. Но один лебедь остался на месте! Проткнутый насквозь, он закрутился, упал навзничь, задергал длинными перепончатыми лапами, такими же красными, как клюв, и упал на берег.

Охотник испустил победный клич, от которого Меринос вскочил на ноги. В несколько прыжков Тотор подбежал к берегу, схватил за шею издыхающую птицу и, с луком в одной руки и добычей в другой, сплясал бешеную джигу, ну точно как индеец команчи [61] Команчи — немногочисленное индейское племя на юго-западе Северной Америки. .

Парижанин радостно кричал:

— Вот видишь, вот видишь! Это и есть настоящее: жизнь робинзонов на пустынном берегу, исследование неизвестных земель! Такое и с отцом редко случалось! А какой пир мы устроим, какой пир, мой император!

Заразившись этой буйной горячностью, Меринос пританцовывал, тряс руками и кружился, восклицая:

— Splendicle! Beautiful! Wonderful! Гип-гип-ура Тотору! Totor for ever! [62] Чудесно! Прекрасно! Изумительно!.. Да здравствует Тотор! (англ.)

— Спасибо, старина! У тебя замечательно получается, особенно в цилиндре и фраке! А теперь — к делу. Сейчас я ощиплю эту еще теплую птаху, нанижу ее на вертел, поджарю, как покойника угря, и мы поужинаем при свете костра.

— Золотые слова, друг Тотор!

— А завтра утром отправимся делать открытия.

Сверкающее, как огонь в горне, солнце опускалось в океан. Быстро наступала ночь.

Костер был разожжен, вертел снова установлен, и вскоре великолепное жаркое, облизываемое языками пламени, стало уже потрескивать.

Друзья с интересом следили за серьезной кулинарной операцией, длившейся два часа. Затем, в огненных отсветах, которые окрашивали в пурпурный цвет листья и ветви, Тотор и Меринос торжественно приступили к праздничному блюду.

Утром, когда начинающие робинзоны набросились на угря, это было обжорством голодающих, вынужденных удовлетворить свою самую насущную потребность.

Но неторопливое поглощение лебедя вечером — это уже пиршество гурманов.

— Вот если бы еще и щепотка соли с горбушкой хлеба! — сказал Меринос со вздохом, в котором смешались сожаление и блаженство.

— А я предпочел бы получить накомарник! — ответил Тотор, видя тучи танцующих перед огнем москитов.

Желание спать еще не свалило парижанина с ног, и он готовился к завтрашнему маршруту.

Среди обломков коры нашлись достаточно тонкие, которые можно было легко сгибать. Тотору удалось превратить один такой обломок во что-то вроде грубой, но прочной корзины. У него еще остался большой кусок угревой кожи, от которой наш изобретатель отрезал ремень, сделав дужку для корзины. Затем молодой человек уложил в эту посудину роскошное жаркое. Он рассчитывал на несколько дней сытой жизни и, как человек хорошо поработавший днем, заснул сном праведника.

Меринос уже опередил его на пути в страну сновидений и громко храпел.

Друзья проснулись, когда вершины невысоких гор на востоке заблестели в первых лучах солнца, и торопясь проглотили несколько больших кусков жаркого. Тотор показал на горы и объявил:

— Идти нужно вон туда!

— All right! [63] Хорошо! (англ.) — кивнул Меринос.

…Обильная еда придала им сил, и юноши, как хорошие скороходы, пройдя шестьдесят километров, поднялись на вершину горной цепи. Крик удивления и восхищения невольно вырвался и у того, и у другого.

У антиподов. — Синева. — Дорога в Ребурн. — Землетрясение. — Его последствия. — Наводнение. — На дереве. — Отставшая кора. — Плот. — Во тьме. — Десять лье в час. — Пустыня. — Соленая вода. — Озеро. — Повешенный.

Австралию можно сравнить с тарелкой для бритья, ибо, как в шлеме Мамбрина [64] Мамбрин — в романе испанского писателя Мигеля де Сервантеса (1547–1616) «Дон Кихот» (1605–1615) упоминается волшебный шлем Мамбрина, который на самом деле был обыкновенным медным тазиком. , ее центральная часть — впадина, берега же образуют приподнятый край. Средняя высота впадины колеблется между ста — семистами метрами, а высота борта достигает на юго-западе приблизительно двух тысяч метров (Маунт-Кларк).

Весьма своеобразная конфигурация, и она служит причиной геологических явлений, о которых будет рассказано позже.

Все знают, что этот континент, расположенный в Южном полушарии, простирается между 10 градусами 39 минутами южной широты и 110 градусами 45 минутами и 150 градусами 56 минутами восточной долготы; что поверхность его к югу от Азии равна восемнадцати Франциям. Известно также, что наибольшая его длина с востока на запад превосходит восемьсот лье; ширина, с юга на север, достигает шестисот пятидесяти лье, а поверхность равняется приблизительно пяти миллионам пятистам тысячам квадратных километров [65] В романе приведены не совсем точные данные о географических координатах, длине, ширине, площади поверхности Австралийского континента. Кроме того, автор несколько односторонне излагает причины и обстоятельства экономического развития страны. . Английская колония, существующая всего столетие, Австралия сегодня — одна из самых богатых стран земного шара благодаря изобилию ее недр, упорной работе жителей и их несравненному умению вести дела.

Но страна эта населена еще не так, как требуют ее пространства. Только в восточной части, где жителей больше, расцветают замечательные города, неслыханная роскошь которых идет рука об руку с утонченной цивилизацией. За исключением некоторых пунктов на южном и юго-западном берегах, где колонизация также движется гигантскими шагами, остальное пространство Австралии — можно сказать, две ее трети — пустыня.

Там есть районы размером в две Франции, пока совершенно не исследованные! Встречаются каменистые, песчаные или зеленые пустыни; великолепные, странные и бесплодные леса; чудесные, сказочные, полные цветов уголки и пугающе бесплодные районы, в которых даже туземцы не могут жить!

Это край странностей и парадоксов, где наши устойчивые привычки ежеминутно опрокидываются ни на что не похожей природой.

Что же вызвало у молодых людей возглас удивления и восхищения? Они только что взошли на гребень прекрасных лесистых гор, на вершине которых росли лишь кусты да исполинские травы.

— Да это настоящая сине-голубая симфония! — вскрикнул Тотор, указывая широким движением руки на необозримую равнину, реки, леса и луга.

Действительно, под ногами колыхалась нежно-голубая трава, совсем прямая, с серыми метелками. Этот сочный злак, кстати любимый корм овец, так и называют синей травой (blue grass). Цветовую гамму усиливали камедные деревья, blue gum, висячие листья которых издавали сильный аромат, истекая светло-лазоревым густым соком. Виднелись также кроны blue wood с копьевидными сизыми листьями, с изнанки отливавшими серебром. Подальше — древовидные злаки с оловянно-синими стеблями, бледно-розовыми цветами, источавшими легкий аромат розы. Они соседствовали с дикими индиго — цветы казались роем мелких голубых бабочек. Кое-где красовались деревья герани, исполинские ирисы аметистового оттенка. Листья их, отливая сталью, торчали, как поднятые сабли.