Луи Буссенар - Сын парижанина

Ввиду таких неоспоримых доводов, гонка возобновилась. Беглецы проехали еще километров сорок, не найдя ничего, кроме песка.

Потом желтую пустыню вдруг сменила зеленая равнина.

— Браво! — крикнул Тотор, которого смена пейзажа привела в восторг. — Браво! Это бесконечные прерии, самые богатые пастбища, где мы найдем любую дичь, а возможно, и селения… Браво! Еще раз: браво!

Тотор осмотрительно притормозил. Усыпанные лиловыми цветочками, сгибавшиеся под колесами короткие стебли образовывали нечто вроде густого ковра, ехать по которому можно было без особенного труда. Тотор ликовал и болтал как сорока с Мериносом, который радовался и восхищался, доверяя другу. Только Бо кусал губы, покачивал головой и беспокойно поглядывал на бесконечную зелено-голубую, совершенно ровную равнину без единого дерева и даже кустика.

Но парижанин, предавшись ликованию, не замечал озабоченного вида аборигена.

Автомобиль катился так уже полчаса, и Тотор начал задавать себе вопрос, почему под колесами неизменно одно и то же растение. Нельзя сказать, что это трава, не назовешь его и деревцем.

Это злак с жестким, ломким стеблем светло-коричневого цвета с узелками, от которых отходят длинные, слегка зазубренные листочки. На каждом листочке — крошечные колоски с микроскопическими, ничем не пахнущими лиловыми цветами, как бы искусственными. Беглецы ехали по густому ковру, не ощущая жизни в этих растениях. Злаки трещали, как хворост, под колесами — и только.

— Да это все еще пустыня! — сказал наконец парижанин, удивление которого росло. — Травяная после песчаной. Какая необычная страна, тут все не так, как в других местах!

Автомобиль проносился километр за километром, а травянистая равнина оставалась неизменной.

— Неслыханная вещь! — воскликнул Тотор, который никак не мог прийти в себя от изумления. — Ничем не лучше песков! А я-то воображал, что тут вспархивают птицы, прыгают кенгуру, жужжат насекомые! Поди ж ты! Тут нет ничего, абсолютно ничего живого, кроме нас да этой липовой зелени, карикатуры на траву, которая создана, наверное, специально, чтобы жестоко обманывать несчастных беглецов. Нужно посмотреть поближе.

Он остановил машину, сошел на землю, потрогал растения ногой, потом сорвал пучок и взглянул на него:

— Точно, какая-то поддельная трава с серо-зеленым налетом, будто неживая…

Первое, что поражало в одновременно немощном и сильном растении, — это абсолютное безводье всех его волокон, листьев, колосьев, цветочков. Кажется, оно живет, растет и размножается без единой капли сока.

Ну, точь-в-точь зеленая бумага, прилипшая к венику! Сравнение с нашим пыреем может дать только смягченное представление о ненасытности этого растения. Оно возникает где угодно, на черноземе и шлаке, на песке и битом стекле, губит вокруг себя травы и даже большие деревья, ему нипочем засухи и наводнения.

Зеленым неживым потоком растекается лжетрава по равнинам, взбирается на холмы, спускается в долины, заполоняет и уничтожает все вокруг.

Нет абсолютно ничего полезного в этом дьявольском создании. Ни одно четвероногое, даже умирающее от голода, не станет есть эти стебли и листья, ни одно насекомое не станет копошиться в неживых цветках и никакая птица не будет клевать таких зерен. Раздосадованный Тотор спросил австралийца, который не скрывал более беспокойства:

— Ты знаешь, что это за противное растение?

— Мои сородичи называют его бур-бур и боятся больше чумы! А научного названия я не знаю. Это сущий бич для пастбищ, — бур-бур моментально распространяется и губит хорошие травы, — ответил Бо.

— Но его можно сжигать!

— После пожара бур-бур снова быстро вырастает, еще гуще и выше, — ответил Бо. — Он не боится ни солей, ни керосина, ни кислот…

— Значит, ты правильно сказал: бич. Однако пора выбираться отсюда.

— Да, но кто знает, далеко ли еще тянется эта проклятая равнина!

Удивительно живучее растение, вероятно — разновидность spinifex из семейства злаковых. До сих пор она не была изучена в достаточной степени, а свойства, которые отличают ее от собственно spinifex, еще не были установлены. Как бы то ни было, растение стало занимать обширные пространства, и произведенные им опустошения невольно напоминают историю с кроликами.

Неизвестно, давно ли завезли сюда эту «чуму» — как кролика, как филоксеру [168] Филоксера — род насекомых, паразитирующих на винограде. к нам или туберкулез на острова Океании. Во всяком случае, здесь лжетрава нашла новую территорию, идеальную почву, которая способствует ее зловещему распространению. Если вторжение зловредного злака будет продолжаться, придется принимать самые энергичные меры против этого бур-бура.

Травяная пустыня расстилалась необозримо, и ничто не предвещало ее конца. Так что трем друзьям из-за отсутствия подножного корма пришлось опять приняться за окорок. Тотор подъехал к реке. Конечно же, нужно обильно оросить пересоленные копчености.

Тотор снова отпилил огромные куски. Поработав челюстями пять минут и запив из реки, друзья снова пустились в путь.

Между тем Меринос, все еще незрячий, стал волноваться.

— Долго ли еще так ехать? Мы уже около пятидесяти миль отмахали по проклятой равнине…

— Точно, девяносто километров, — ответил Тотор, все более и более волнуясь.

— А как с бензином?

— Так мало остается, что даже страшновато.

— Какая ужасная страна! Подумать только, если не считать «Country-house» бушрейнджеров и разоренную ферму, мы не обнаружили обжитых мест. Значит, тут и нет ничего, кроме пустыни!

— Просто невезение завело нас в глушь, которая только-только стала заселяться.

— И конца ей не видно…

— Вообще-то такие места — всего лишь небольшие пятна цивилизации на карте континента. Вспомни, что Австралия в четырнадцать раз больше Франции!

Американец неожиданно прервал друга:

— Что это?.. Ведь я вижу… могу открыть глаза! Какое счастье!

— Зато я вижу плохо, что бы это значило? — откликнулся Тотор.

Они ехали на восток, и солнце давно светило им в спину; теперь Тотор заметил, что свет внезапно померк. Вокруг них все посерело, мрак неотвратимо заполнял пространство.

Тотор остановил автомобиль, все трое обернулись в сторону горизонта, но тот исчез; голубоватый пейзаж, сливавшийся с оловянно-серым небом, пропал. От травянистой пустыни густыми крутящимися вихрями поднимался черный дым, точно над десятком вулканов, и, как гигантский задник, занавешивал половину неба. Вот он скрыл солнце, перехватывая малейший отблеск, и странная ночь опустилась на землю — так бывает только при затмениях и пожарах!

Время от времени над равниной вспыхивало что-то пурпурное, освещавшее снизу черные клубы дыма.