Станислав Родионов - Искатель. 2004. Выпуск №10

- Валентина Васильевна, кого-нибудь подозреваете?

- Нет, кого же…

- Враги у мужа имелись?

- Бузили. Но по пьянке.

- А Дериземля?

- Друзья до гроба, не одну цистерну вместе выхлебали.

- Я имею в виду врага серьезного, постоянного…

Она задумалась. От долгого разговора ее плечи обвисли, скулы затупели, глаза ушли в далекую глубину. Но в памяти женщина, похоже, что-то нашарила:

- Вот только Сенька Горохов…

- А что Сенька?

- Оба заядлые охотники. Не знаю, что меж ними в лесу пробежало. Федька молчит, как оковалок.

Я составил протокол допроса. Висячина подписала. Защелкнув портфель, я поднялся. Все, пора уходить. Бывает так, что место держит, словно что-то забыл. Да, спросить:

- Валентина Васильевна, муж зарплату приносил?

- Всю до копеечки, - с готовностью заявила она.

- Говорите, что он с Дериземлей цистерну выпил… На какие же деньги?

- Думаю, халтурил в деревне.

- А вы не спрашивали?

- Лучше прутиком стегать.

- Не понял.

- Палкой ударишь: она сломается, а конь заупрямится.

- Само собой, - поддакнул я, так и не поняв выгоду прутика перед палкой.

Ушел я довольный: на моем горизонте появились застарелая вражда и Сенька Горохов.

Майор должен вернуться только к вечеру, но в нашей избе орудовал дед Никифор. На плите фырчало и чавкало. Пахло чем-то подгоревшим. Дед усадил меня обедать и наложил в миску того, что фырчало и чавкало. Бурая вязкая масса - она и в миске продолжала пофыркивать и почавкивать.

- Суп гороховый, - объявил дед.

- Чего он такой?..

- Разварился.

- Не суп, а каша.

- Горох, парень, есть горох.

- Кстати, дед Никифор, Сеньку Горохова знаешь?

Дед глянул на меня хитро, как бы из-под волосатой своей сущности - и не ответил. Я не ел месиво, пока не заговорит.

- Серега, этот Горохов мужик веский.

- Значит, какой?

- Справный.

- Ага, а какой?

- Охотник. Уточку на пруду подстрелит, окунька в речке изловит, сосенку в лесу срубит.

Значит, хозяин. Да и не могли в поселке жить одни выпивохи. Дома-то растут, автомобили покупаются… Поросята почти в каждом сарае хрюкают, а из-за гусей по улице не пройти.

- Никифор, а почему Горохов, и Висячин не ладили?

- Неизвестно, одни только слухи с небылицами.

- Какие слухи?

- На охоте у них дело вышло. Километра три от поселка, за ольшаниками, горох посеян. Много, гектары. И повадились кабаны. А за ними охотники. Ночью Висячин и Горохов пальнули по кабанчику враз. Завалили, только чей кабанчик? Глянули, а кабанчик-то черного цвета. У нас таких отродясь не водилось. Пока спорили, кабанчик сбежал. Такая вот загвоздка.

Я ничего не понял. Наверное, оттого, что наполовину съеденная супокаша в желудке затвердела, как хороший цемент. Дед Никифор изучал мое лицо: что, мол, скажу про черного кабанчика.

- Никифор, в чем же проблема?

- А ты в сельмаге не был?

- Нет.

- И продавщицу Альку не видел?

- И продавщицу Альку не видел.

- А на ней растут густые кудри, как черные джунгли.

- Ну и что?

- Кабанчик-то был тоже черный.

- Дед, ты не выпил?

- Выпил не выпил, а у Альки на щеке две отметины от картечин, поскольку выстрелов было два.

- Никифор, ты думаешь…

Я не знал, что он думает. Прямо-таки по Гоголю. В свое время я завел толстый блокнот для записей интересных преступлений и любопытных историй. Например, мистических. Но этот дневник зачах, потому что загадочных преступлений не попадалось. Мистические же загадки в городе не возникают: они здесь, где леса и черные кабанчики.

Все-таки мысль я закончил:

- Никифор, ты думаешь, что Висячин с Гороховым враги из-за женщины?

- Не из-за кабанчика же?

- Значит, из-за продавщицы Альки, - подытожил я.

- Ни хрена подобного.

- Никифор, ты сам же подтвердил, что из-за женщины.

- Допустим, вмешалась Амалия.

- Любовь, что ли? - не поверил я.

- Ведьмина любовь, что людская кровь.

- Что ты имеешь в виду?

- Ведьма вдыхает воздух, а выдыхает гарь. Вот кабанчики и чернеют.

Сперва мне показалось, что дед Никифор просто нелогичен. Но теперь он нес чепуху, которая даже в мистику не укладывалась. Дыхание Амалии и окрас поросят… Видимо, с возрастом его мысли путались, как волосы на лице, которые из-за обилия бородой не назовешь. Все-таки к путаным мыслям старика я обратился:

- Никифор, ты с Дериземлей дружил… У тебя должна быть версия, что с ним случилось.

- У меня есть.

- Какая же?

- Пострадал за измену.

- Измену… кому?

- Водочкой мы причащались на троих. Я, Висячин и Пашка Дериземля. А тут Пашка нажрался один. Вот его и уволокли.

- Кто уволок?

- А хотя бы Федька Висячин.

Умного человека я понимаю сразу, дурака - никогда. Дед дураком не был и до. сих пор казался мне человеком здравым. Но дед Никифор жил в фантастическом мире деревни. Поэтому вопрос я задал соответствующий этому деревенскому миру:

- Куда Висячину волочь, если сам оказался в сарае?

- Вы ему помешали.

- Иначе куда бы волок дальше?

- Дело темное… А хоть и к себе в могилку.

Дед не шутил, но его тон был каким-то необязательным. Мол, хочешь верь, хочешь не верь. При таком настрое я придержал вопрос главный: что он думает об отравлении его дружка стрихнином?

- Никифор, что вы обычно пили?

- Что в сельмаг завезут.

- Водку?

- Ее, портвейны, ликеры, ром…

- Дорого при ваших пенсиях?

Он не ответил, взявшись за мытье посуды. Не расслышал, вопроса не понял? Я повторил:

- Дед Никифор, откуда деньги-то брали? Ты пенсионер, Дериземля пенсионер, Висячин все отдавал жене…

- Бог милостями не оставлял.

И дед направился в свой дом торопливо, словно убегал. Я не мог понять, чем смутил его вопрос о деньгах, или мне показалось? Вот так и на допросах: бывало, что пустяшный вопросик заставлял признаться в убийстве.

Пришел майор. Куртка в паутине и рыжих иголках, щека оцарапана, лицо усталое, голос усохший… Напившись воды, он сообщил:

- Пустой номер. Мне дали десять курсантов, а тут нужна дивизия.

- Хотя бы окрестности…

- Слева речушка Тихая, справа Кузьминское болото. Главное, в войну здесь бои шли. Заросшие воронки, траншеи в малиннике… Обрушенные каменные доты… Тело спрятать легко. А попробуй все облазь!

Я рассказал про гражданина Горохова, который враждовал с Висячиным из-за черного поросенка. Но майора больше удивил липкий темный колобок, который я вывалил ему в тарелку.

- Сергей, это что?

- Гороховый суп.

- Его едят?

- Я съел.

- И что?

- Пойду допрашивать Горохова.

- После горохового супа только Горохова и допрашивать, - согласился майор.

В деревне не стыдно пить водку, играть в карты и часами торчать у магазина, но стыдно читать - никого с книгой не видел. Тем более неудобно шататься по деревне с чемоданистым, то есть следственным, портфелем. По крайней мере, мне было некомфортно.