Арне Фальк-Рённе - Слева по борту-рай

По дороге к берегу он рассказывает нам о вакцине:

— Я отправляю яд в лабораторию в Кэрнсе, где его высушивают до кристаллического состояния и оплачивают мне за каждый грамм. Затем сырье отсылают в Институт вакцины в Мельбурне; там яд во всевозрастающих дозах впрыскивают лошадям, чтобы сделать их невосприимчивыми к нему. Когда у лошадей вырабатывается необходимый иммунитет, из их крови приготовляют сыворотку. За последние три-четыре года она спасла сотни людей в Австралии.

— Как тебе пришло в голову стать охотником за змеями и сборщиком яда?

— Я вырос на Кейп-Йорке. Это дикая местность площадью с довоенную Германию, все население которой составляет горстка скотоводов и небольшая группа охотников за крокодилами. Вокруг миссий проживают тысячи две аборигенов — их обычно называют «абос». Они до сих пор охотятся при помощи бумерангов и длинных стрел, выпускаемых из пращи с поразительной точностью. Аборигены — превосходные охотники на тайпанов, потому что жареные тайпаны и черепашьи потроха для них самое большое лакомство. Это они научили меня охотиться за тайпанами и находить места, где живут змеи. Первое время я относился к этому занятию полушутя, а года четыре назад оно стало моим главным делом. У него есть по крайней мере одно преимущество: найдется немного людей, кто пожелал бы отбить у меня хлеб.

У Кенаи Уорриора, нашего лоцмана и проводника, а также кока на «Сонгтоне», кожа темно-серого цвета. Родом он с острова Мабуиаг и не скрывает того обстоятельства, что его предки жили грабежом. Торресов пролив называют «Кладбищем кораблей», и не без оснований: множество не обозначенных на карте коралловых рифов на протяжении последних ста лет вспороли брюхо более чем 800 судам многих стран. Местные жители знали наиболее опасные проходы и заранее устраивали там засады в ожидании кораблекрушений. Едва оставшихся в живых людей выбрасывало на берег, как их тотчас приканчивали. Но ведь нет нужды углубляться в историю, чтобы обнаружить ту же картину и на западном побережье Дании.

В облике Кенаи есть что-то от Дон-Кихота; к тому же, подобно герою испанского романа, он также считает себя дворянином, но справедливость требует отметить, что в данном случае знаменитый идальго несколько деградировал. Кенаи происходит из могущественного воинственного племени, но не живет больше на своем далеком острове. Он любит называть себя «джентльменом из города»; городом здесь называют колонию на острове Четверга, куда съехались большинство мужчин с различных островов Торресова пролива и где они, по-видимому, проводят время за игрой в бильярд в двух павильонах. Подобно тому, как его предки размахивали копьями, Кенаи машет бильярдным кием. А кроме того, он делает самое вкусное на острове красное вино. Удовольствие это недорогое, поскольку спиртное местным жителям не продается, и самый дорогой напиток, дающий также право на партию в бильярд, — апельсиновый коктейль стоимостью 40 датских эре. Ночи Кенаи проводит в сарае из гофрированного железа, и стоит ему раздобыть пару шиллингов работой в порту, как он оставляет их в единственном местном кинотеатре, экран которого посерел от старости и дождей. Крыши в помещении нет, так что во время дождей, а они здесь частое явление, над зрителями вырастает целый лес зонтов, и экран почти не виден.

Кенаи — непревзойдённый лоцман; шкипер, метис Альфред Миллз, отнюдь не преувеличивает, когда утверждает, что Кенаи может «почуять» песчаную косу на расстоянии ста метров. Когда «Сонгтон» пробирается между островами, а белая пена захлестывает поручни с подветренной стороны, на форштевне возвышается темно-серая фигура, и время от времени раздается жалобное «оийй — оийй». Альфред Миллз уже знает, что прямо по курсу песчаная отмель, и во весь голос подает команду машинисту Тино Майо, цвет кожи которого мне так н не удалось разглядеть, ибо с головы до ног он был постоянно вымазан нефтью.

— Но это не потому, что я грязнуля, — поясняет Тино. — Нефть защищает тело от жары.

Даже дождь не помешал Кенаи почувствовать, что впереди отмель. Он утверждает, что если песчаная банка расположена не глубже чем в полуметре от поверхности, то дождь усиливает запах песка.

На берегу Кенаи также превосходный следопыт, еще сохранивший контакт первобытных племен с природой. Если поблизости находятся дикие кабаны или крокодилы, он тотчас их обнаруживает.

Как-то утром мы бросаем якорь вблизи островка, отделенного от острова Принца Уэльского узким, но бурным проливом (Fig_13.jpg).

Именно здесь капитан Блай нашел наконец проход севернее полуострова Кейп-Йорк на запад сквозь рифы и шхеры Торресова пролива. Я держу в руках копию его вахтенного журнала и одобрительно киваю головой, хотя Блай и не обозначил все расположенные здесь острова. Беркли изъявляет желание сойти на берег для охоты на змей, которая, признаться, уже начала действовать мне на нервы, но ведь это — его кусок хлеба, и я, разумеется, не имею права жаловаться. На северной оконечности острова имеется бухта; Беркли, Кенаи и я гребем к песчаному берегу.

— Как называется остров? — спрашиваю я у Кенаи.

— На морской марте его название не значится, но мы зовем его остров Паки по имени папуаса Паки, которого здесь съела акула. Тут уже много лет вряд ли бывают люди.

Это был последний остров, у берегов которого искал укрытия баркас Блая, ибо дальше Блай и его люди вышли с попутным ветром в Арафурское море и взяли курс на Тимор. «До наступления темноты мы достигли островка в западном направлении», — записывает Блай в журнале. Здесь лоялисты распрощались с Южными морями, которые остались позади.

Остров Паки на вид не отличается от большинства других островов, на которых Кенаи, Беркли и я побывали на протяжении последней недели.

Мы с Беркли отдыхаем на берегу, а Кенаи занят поиском прохода в зарослях. Вложив патрон в одноствольное ружье, я забираюсь метра на два по стволу мангрового дерева, откуда открывается вид на остров. Местность сплошь покрыта деревьями, кроны которых образуют как бы единый свод, а стволы увиты тысячами лиан, которые пышными лозами свисают вниз. Возвратившийся Кенаи сообщает, что видел следы кабанов. Предоставив Беркли заниматься змеями, мы идем по следу в глубь леса. Кенаи решительно работает своим мачете, со свистом перерубая корни, которые закрывают всю тропу на высоте выше роста кабана.

— Тут поблизости стадо кабанов, — шепчет он. — Я чувствую их запах.

Ножом он отгибает лианы в стороны, но в этом лесу, где деревья, кусты и лианы переплелись друг с другом, в бесконечной массе черных, как ночь, и окутанных испарениями зарослей, я ничего не вижу. Кенаи подает мне знак следовать за ним. Немного потодя он находит новую звериную тропу, которая ведет из джунглей в траву высотой с человеческий рост.